Мария тем временем промыла ему рану перекисью водорода и с внутренним содроганием плеснула на рану раствор йода. Мужчина даже глазом не моргнул, а продолжал рассказывать:
– Зато утром, лишь только первые лучики солнца пробивались сквозь оконце нашей полуподвальной квартиры, я начинал метаться, как тигр в клетке. Да, конечно! Завтракал я плотно. Бабушка во дворе держала с десяток курочек, и обязательно на завтрак был гоголь-моголь, ну и к тому же все, что было под рукой. После завтрака удержать меня становилось практически невозможно. И бабушка меня «выпускала». Как собаку, которая неделю просидела в подвале и уже ничего не соображает, лишь бы вырваться. Бабуля меня умоляла: «Внучек, приди хоть на обед, поешь, и я тебя снова отпущу!» Я утвердительно кивал головой, торжественно обещая: «Хорошо, бабушка!» и убегал. Убегал на целый, целый день. Родители моих друзей, зовя их поесть, угощали и меня. Тут я не боялся – уж там-то меня дома не закроют. А то, бывало, кто-нибудь выносил бутерброды и тоже всегда со мной делился. И так снова, до самой ночи, пока уже все меня гнать не начинали.
Мария, наложив легкую повязку, даже не заметила, как присела на другой табурет и стала слушать с увлечением. Она сама в детстве, живя в большом и шумном Мадриде, часто загуливалась допоздна и помнила эту страшную и тоскливую мысль: «Надо идти домой!» Ведь она была девочка, ей с детства вбили в голову, что гулять допоздна – нельзя. А как ей хотелось!
– Вам было хорошо! – неожиданно сорвалось у нее с языка. – Вы ведь мальчик!
– Да?! – он смотрел на нее с непониманием, как смотрел бы действительно четырехлетний малыш, видя перед собой тридцатипятилетнюю женщину. Он еще явно находился в своих воспоминаниях. Потом, осмотревшись, улыбнулся:
– Насколько я помню, действительно, ни одна моя подружка не гуляла так допоздна. Ну, разве что… в более старшем возрасте.
– Конечно! – подтвердила она. – Старшим было полегче. Но меня все равно наказывали, если я приходила позже десяти.
– Ха-ха! – засмеялся он. – Значит, я в четыре года приходил домой гораздо позже! Я вам не завидую!
– Ну, как рука, не болит? – она указала глазами на ладонь.
– Да я же вам говорил, сущие пустяки! – и он сделал движение, как будто собирался встать. Неожиданно для нее самой у Марии возникло безотчетное желание еще немного посидеть и поболтать о чем-то несущественном, но милом и приятном. И она предложила:
– А давайте я вас угощу кофе?
– Кофе? – он искренне удивился. – На ночь? Да я бы потом целую ночь не спал. Я даже если с утра выпью крепкий кофе, то потом имею проблемы со сном. А вот… – он осмотрел глазами кухонные полки и увидел за стеклом желтую пачку «Липтона», – …от чая бы не отказался!
– А мне тоже больше чай нравится! – обрадовалась Мария. – Просто кофе более привычен для испанского угощения. – Она встала и зажгла газ под небольшим чайничком. – Один момент, и попьем горяченького.
– Да! Хорошо бы! – сказал он голосом путешественника, преодолевшего пустыню и добравшегося наконец-то до оазиса.
– А кстати! – она поставила блюдца и на них две красивые фарфоровые чашки с галисийским стилем рисунка. – Вы ведь, как мы уже выяснили, не англичанин, поэтому, может, представитесь? Как вас зовут?
– Какой позор! – он вскочил, в отчаянии пытаясь поправить левой рукой свою короткую стрижку. – Разрешите представиться, Григорий. А как вас зовут? – спросил, чуть наклоняясь и протягивая забинтованную руку.
– Мария-Изабель, – и протянула свою ручку, думая, что для рукопожатия, но он неожиданно поднял ее руку повыше и поцеловал. Это было так старомодно, но так трогательно и приятно, что Мария даже смутилась. А он восхищенно продолжал:
– Мария-Изабель! Какое очаровательное имя! Если я все время и мечтал познакомиться с испанкой, то только именно с этим именем. Мне кажется, что ваше двойное имя – самое прекрасное и дивное, какие мне довелось слышать в своей жизни. В нем даже есть что-то таинственное и загадочное. И даже, если честно признаться, то у меня было много снов, в которых, только не смейтесь, – это я помню отчетливо, постоянно упоминалось: Мария-Изабель!
– Ну если вам это имя снится, так и быть, не буду смеяться. – Она сняла закипевший чайник и, положив в кружки пакетики с чаем, залила кипятком.
– Тем более что ваши сны оказались вещими: вам уже известна женщина с таким именем, – она открыла сахарницу. – Ах, какая досада! У меня ведь сахар закончился! И… Так ведь я же купила!
Они мгновение смотрели друг на друга, а потом одновременно вспомнили:
– Сумки! – и вместе бросились к входной двери. Там все было на месте. Помогая занести продукты в кухню, Григорий, посмеиваясь, рассказывал:
– Вот потому-то мне и нравится жить в Испании – люди здесь честные и добрые. В моей стране разное случается. Есть и такие, которые «помогли» бы занести сумки куда подальше, и, возможно, даже ближайшие соседи. А здесь будет стоять, пока не испортится.
Потом они пили чай, а Григорий перевел разговор на подводное плавание с аквалангом. Он рассказывал так увлеченно и интересно, ярко и красочно, что даже Мария представила себе дивный мир подводного царства во всем его великолепии и многообразии. Видя, как она удивляется новому, он спросил:
– Разве вам ни разу не доводилось плавать с аквалангом?
– Увы! На каких только зрелищах и развлечениях не побывала и не участвовала, но это…
– Как много вы потеряли! Если представится малейшая возможность – ни в коем случае не упускайте.
– Но я же не умею!
– Да что там уметь! – горячился Григорий. – Надел маску, закусил загубник и вперед! – потом в задумчивости почесал себя за ухом. – Хотя вообще-то хоть простейший инструктаж, но пройти надо. Это когда все знаешь – кажется просто, а если в первый раз… Тут я не подумал. Но ведь везде есть инструкторы, и научиться не проблема, было бы желание.
Он и не заметил, как Мария налила ему еще одну чашку чая, зато, когда она доставала печенье, неожиданно спросил:
– Вы играете на гитаре?
Она проследила за его взглядом. Прямо напротив кухни, в салоне, на стене висела гитара.
– Да нет. Это подарок одного родственника. А вы? Играете или больше любите послушать?
– Не только играю, но еще и пишу свои песни! – похвастался Григорий. – Дисков, правда, еще не выпустили ни одного, – при этом он развел руками. – Но моим друзьям очень нравится, а если забыть о скромности, то и мне тоже. Я просто влюблен в гитару, да и, пожалуй, во всю музыку. Если бы у меня еще и голос был поприличнее, то наверняка и со сцены бы не слезал.
Мария, совершенно не задумываясь, принесла гитару и протянула Григорию.
– Тогда сыграйте!
Он бережно взял гитару.
– Да я с удовольствием… Но не поздно ли?
– А! – Мария безмятежно махнула рукой. – Тем более вы меня обнадежили, вы не Карузо. Так что соседи, будем думать, не сбегутся.