Уже готовый отдать деньги мужику с разноцветной квитанцией автолюбитель ловко увел их в свой карман обратно.
– Слышал, чего сказали?
– Она не знает, она дура…
– Зато я не дурак.
Сергей отвернулся к окну.
Хорошо шерстят, молодцы. Не одна мышь не проскочит. Хотя это еще можно проверить. Да и надо проверить, а иначе какой интерес в его работе.
– Деньги-то еще ладно, – увлеченно рассказывал Васечка. – Я вот как-то ехал сутки в командировку в Тюмень. Ну лег себе ночью, деньги и документы под подушку. Ага, значит. Заснул. Когда утром просыпаюсь, мы уже подъезжаем к Тюмени. Бах, а ботинок нет. Украли ночью. Попутчик спер, который на станции под утро вышел.
– Та ты шо! – всплеснула руками жена, – Что я такого, Вася, не припомню.
– Та то ж еще до тебя було, – отмахнулся Вася. Он рассказывал случай молодости соседям по купе. Однако Сергей слушал его вполуха. А разбуженный шумом из коридора Аслан – в то время, когда разоблачали вора, – еще до сих пор не пришел в себя и непонимающими глазами смотрел на Васю.
– Ну и шо ты, босый, робыв? – с интересом расспрашивала жена.
– Ну так слухай! Шо робыв, шо робыв! Так и пошкандыбал в тулупе и в носках на вокзал. Мороз лютый!
Сергей, не став дослушивать историю Васечки, слез с полки и вышел из купе.
Каким-то шестым чувством он ощутил, как взгляд Аслана буквально пронзил его спину. После ночного инцидента в тамбуре они не произнесли друг другу ни одного слова и вообще делали вид, что ничего не случилось.
В коридоре бегали дети. Мамаша одного из них сидела на откидном стульчике и устало моргала невыспавшимися глазами. Ее сын Игорек – мальчик лет пяти – постоянно крутился рядом, раздражая ее своей повышенной активностью.
– Игорь, прекрати сейчас же дергаться, у меня уже от тебя голова раскалывается! – не выдержала мамаша.
– Раскалывается? – с любопытством остановился Игорь.
Мальчик тут же навис над опустившей голову на колени мамой и стал перебирать ее волосы, что-то выискивая в них.
– Что ты там ищешь? – тихо спросила мамаша.
– Трещинки, – ответил малыш. – Сама же говоришь, что голова раскалывается.
Сергей, стоявший рядом, засмеялся первым. К нему секунду спустя присоединилась мамаша.
– Как они все смешно перекручивают! – произнесла в сторону блондина мамаша. – На днях объясняю ему геометрические фигуры. Рисую, значит, треугольник, прямоугольник. А он мне говорит: «Мама, а бывает кругоугольник?»
Представляешь, что отчебучил?
– Смешно, – согласился Сергей.
– А то как-то ему страшно понравились такие слова, как «полдничает», «столярничает», «огородничает» – отец мой столяр. Так я как-то звоню и спрашиваю: «А чем дедушка сейчас занимается?» А Игорек мне на это: «А дедушка туалетничает».
Мамаша снова засмеялась. Сергей тоже заулыбался. Из купе в коридоре появилась Ира – та девушка, которую он «отбил» поздней ночью у чеченца. Увидев Сергея, она вначале хотела было вернуться обратно, но передумала и, прошмыгнув мимо него, скрылась в тамбуре. Сергей, не осознавая еще, что делает, последовал за ней. Когда он дернул дверь тамбура, девушка с опаской отскочила к стене.
– Что тебе надо? – стараясь говорить с напором, даже с вызовом, произнесла она.
– Не знаю, – угрюмо сознался Сергей.
Что-то болезненное влекло его к этой девчонке. И не одно только имя Ира.
Девчонка в поезде чем-то – он не сразу сообразил чем – была похожа на его маленькую Ирку. Нет, не внешностью, а той бесшабашной непосредственностью, которая сквозила во всем: в ее манере говорить, в размашистых, постоянно жестикулирующих руках, в усмехающихся губах.
«Зачем я пошел за ней?» – почувствовал Сергей снова нарастающий гул в ушах и первый, еще легкий спазм в голове.
Он пристально, в упор разглядывал девушку, словно экспонат. И в этом было что-то ненормальное, патологическое и странное. Девушка начала ерзать. Не то чтобы ей было страшно, но как-то не по себе. Она не понимала хода мыслей блондина. Не знала, что он может предпринять в следующий момент. А любая непредсказуемость в поведении человека, по крайней мере, всегда неприятна. И еще это долгое вяжущее молчание. Ирина, нервно докуривая сигарету, снова предприняла попытку заговорить.
– За что ты меня обозвал? Я разве тебе что-нибудь сделала? – спросила она.
Блондин ничего не ответил. Но лицо его вдруг сделалось злобным, скулы резко очертились. И неожиданно подбородок дернулся. Потом мелко задрожал, передавая нервный импульс губам. И в следующую минуту парень самым детским образом расплакался, глядя на Ирину жалкими глазами. От такого ужаса она на миг застыла на месте. Потом дернулась к тамбурной двери, с силой оттолкнула совершенно размякшего блондина и побежала к себе в купе.
– Дурак! – успела она крикнуть парню на ходу, впрочем, беззлобно, скорее растерянно.
«Да что же это со мной делается?» – утер слезы Сергей.
– Так, давай быстренько в купе – к русской таможне подъезжаем, – заглянула в тамбур курносая проводница. – Это ты тут окурки набросал?
– Нет, не я, – автоматически ответил Сергей, хотя тут же нагнулся и стал собирать разбросанные на полу сигаретные бычки.
– Да ладно, чего ты! – удивленно сказала ему проводница. – Оставь! Я сейчас быстренько веником сгребу!
Сергей вернулся обратно в купе и уселся прямо на постель к чеченцу. Тот отодвинулся чуть в сторону, но недовольства не выразил.
"Это плохо, это очень плохо, – думал Сергей. – Это сильно мешает работе.
Последствия контузии, что ли. Врачи сказали – ничего страшного, а выходит – вон как. Нет, надо взять себя в руки. Сегодня я должен быть начеку".
– Ну а в Москве что делать будешь? – продолжая разговор, обратился к Аслану Васечка.
– Торговать пойду, что еще мне делать? Деньги надо заработать – у меня мать, отец, четыре младших брата, две сестры. В ауле там остались. Есть нечего.
Боимся бомбежек.
– А зачем воевать тогда начали? – Встряла в разговор женщина.
– За свою независимость, за правое дело! – ответил чеченец. – Мы хотим, чтоб все по-честному было. Вы с нами хорошо, тогда и мы с вами по-хорошему. С нами плохо, и мы тем же отвечаем. Все по справедливости.
– Фигня все это. С вами хоть по-хорошему, хоть по-плохому – все равно вы человеческий язык не понимаете, – тихо вступил в разговор Сергей.
– Зачем так говоришь? У нас шариат есть, мы в Аллаха верим, боимся его кары, – возмутился Аслан.