– Шариат, говоришь? – усмехнулся Сергей. – Да у вас для своих один шариат, а для чужих – совсем другой. Противоположный. Руби головы Неверных! Такой вам Аллах шариат завещал для неверных?
– Что ты говоришь? – вспылил чеченец. – Ты Коран читал? Ты народ наш видел?
– Мстительный и кровожадный народ у вас. Зверье, одним словом! – перебил его блондин. – И пока вас не сотрешь с лица земли, вы не успокоитесь.
Аслан злобно засопел, но ничего не ответил. Он сидел в углу у окна и свирепо смотрел на Сергея, казалось, еще немного – и чеченец вцепится блондину в глотку.
– У каждой нации есть что-то хорошее, а что-то Плохое! – попробовала выступить в качестве миротворца женщина. – Чего ты так на него взъелся?
– А вы знаете, как они пытают наших ребят? – повернулся к ней блондин. – Как режут им уши, носы, снимают скальпы? Как на части рубят – при своих же детях. А те, маленькие звереныши, уже с детства впитывают запах крови.
– Да где ты сказок таких наслушался, парень? – тяжко вздохнул Вася.
– Телевизор надо чаще смотреть, дядя! И газеты читать, – нехорошо улыбнулся Сергей.
Поглощенные разговором, они не заметили, как плавко остановился поезд.
– Документики, пожалуйста, – послышалось из коридора вагона.
Российские пограничники и таможенники были более доверчивы к пассажирам, чем украинские. У большинства документы проверяли бегло, а вещи осматривали выборочно. В основном у одиноких мужчин молодого и среднего возраста. Более пристально осматривали лиц кавказской национальности, да и то не всех. Может быть, надеялись на своих украинских коллег, которые час назад уже поработали в этих вагонах. У Аслана, например, они посмотрели только паспорт и верхнюю часть сумки.
– Декларацию заполнять надо? – спросил у них осведомленный уже в таможенных вопросах Аслан.
– Да если ты что захочешь спрятать, разве ты в декларации укажешь? – улыбнулся русский таможенник.
Сергей на этот раз сам открыл таможеннику свою сумку и достал из пакета свадебных кукол.
– Смотри, мама, – закричал заглянувший в купе Игорек. – Тут две куклы застряли в кольце.
– Это точно. Им теперь житья не будет, – засмеялся таможенник, разглядывая кукол.
– Надо их вытащить, им же больно, – продолжал мальчик.
– Больно не больно – теперь уже надо терпеть, – с усмешкой вздохнул Васечка. – Может быть, и всю жизнь мучиться в этом чертовом обруче, – продолжал он, хитро перемигиваясь со взрослыми пассажирами. – Такие кольца, пацан, когда наденешь, уже вряд ли хорошо себя будешь чувствовать.
– Шо ты городишь, дурак старый! – влезла жена Васечки. – Хиба мальцу оно надо знать?
– Иди сюда, сынок. Не мешай дядям работать, – дернула мамаша мальчика в свое купе.
Сергей поморщился. То ли ему было неприятно, что таможенник нахально вертел в руках его кукол, то ли сам разговор вокруг игрушек раздражал.
– Счастливого пути, – пожелал таможенник и вышел.
– Ну теперь можно и поспать, – вытянул на полке ноги Аслан, задев стопами сидящего на его постели Сергея.
До подушки чеченца на этот раз у таможенников дело не дошло. И можно было быть спокойным.
Сергей снова посмотрел в окно.
К поезду шли солдаты. Нет, не желторотые лопушки, а контрактники. В масках, с автоматами. Они по двое впрыгивали в вагоны. Вошли и в их.
Да, что-то они искали. Опять станут трясти.
Он встал и вышел из купе. А через несколько минут в купе ворвались эти самые в масках.
– Встать! – схватив ничего не понимающего чеченца, они мгновенно выволокли его из купе. – Руки за голову, ноги на ширине плеч. Не двигаться.
Обалдевший Аслан не мог вымолвить ни слова. Один из военных принялся его обыскивать.
– Обувь снимай! – грубо бросил он ему, когда нательный осмотр был закончен.
– Да что такое, брат? Меня украинцы час назад обыскивали, – послушно снял с себя ботинки чеченец.
– Заткни пасть! – Первый в маске принялся внимательно изучать обувь, отворачивая стельки.
Второй в это время перетормошил сумки жителя Кавказа. А потом сразу прошелся руками по постели чеченца и быстро добрался до подушки. Тут же разодрал наволочку и вытащил из нее расфасованные пакетики с белым порошком.
– Все точно, – повернулся он к своему напарнику. – Наркотики, гад, везет!
– А ну пошли, – грубо подтолкнул сильно побелевшего чеченца обыскивающий его военный.
– Ты крепче держи его, суку, а то еще дернуть может, – предупредил второй, забирая сумки чеченца с собой.
Последнее, что увидел насмерть перепуганный Аслан, – лицо Сергея.
Теперь он понял, почему так боялся блондина.
Ларин после ухода Вадима еще долго сидел за столом и думал о том, что вот она, жизнь, – в постоянной суете, конфликтах, столкновениях, ненависти и любви, лжи и доброте, в человеческих страстях и слабостях. В это во все она одета, как будто бы запеленута туго, да так, что не освободиться теперь от этих пут до самого конца. И все в этой жизни невыносимо укомплектовано обязанностями по отношению к другим, делами и долгами. Размерено привычками и закостенелыми принципами, правилами повседневного быта. И не осталось в ней уже ни капельки чего-то свежего, нового, живого. Разве об этом мечталось в детстве? Разве этого хотелось в молодости?
– Виктор Андреевич, – испуганно трясла за плечи Ларина секретарша. – Что с вами? Вам плохо?
Ларин пришел в себя, непонимающе посмотрел на Ольгу.
– Чего? – обратился он неизвестно к кому.
Почувствовал что-то горячее и влажное на щеке. Боже мой! Неужели слезы?
Они, родимые, да прямо ручьями. Докатился! Неужели все-таки старость подошла с ее плаксивостью и сопливостью, сентиментальностью и постоянными выпадениями памятью в прошлое?
Ларин с чувством неловкости достал носовой платок, утер постыдную влагу, высморкался.
– Что тебе, Оленька? – сказал, виновато улыбаясь.
– Я вас по селектору уже жму-жму, а вы не слышите. Напугалась, честное слово! Думала, что случилось, – не скрывая искреннего волнения, говорила секретарша. – Там вам Саперов звонит, – доложила секретарша.
Ларин не сразу понял, о ком идет речь. А когда сообразил, то помрачнел.
– Пошли его подальше, насколько знание крепких выражений позволяет, – распорядился Виктор Андреевич.
– Нет, это старший Саперов. Михал Михалыч – тут же проинформировала Ольга, поняв, что начальник вокзала дает указание посылать Вадима.