– А вы вчера с Дашенькой хорошо смотрелись, – сказала мама, обнаружив, что, помимо рулета, в холодильнике есть зразы с грибной начинкой, капустная запеканка, маринованные грибы и баклажаны, тушенные в остром соусе.
Впятером на кухне было тесно. Но теснота – удивительное дело – никому не мешала. И даже Славка перестал зыркать по сторонам, уткнулся взглядом в тарелку и покраснел.
Он и Дашка?
Вряд ли Дашка посмотрит на этого лощеного хлыща. Она ненавидит подобных Славке искренней пролетарской ненавистью. Заочно…
– Даша – очень хорошая девочка, – мама строго посмотрела на Алину, ожидая поддержки. – Умная. И с характером.
– Я заметил.
Главное, чтобы ссориться не начали. Если Славка будет огрызаться, то Алина в очередной раз позабудет о хорошем воспитании и наденет ему на голову любимую мамину форму. Фарфоровую. Расписную. С остатками запеканки.
– Теперь вы будете видеться часто.
В маминых очах мелькнуло что-то мечтательное, никак образ белого платья, фаты и грядущей свадьбы, на сей раз именно такой, какой положено быть свадьбе.
– Почему?
– Ну как же. Вы с Лешенькой дружите…
Лешенька сидел молча. И сгорбился даже, пытаясь казаться меньше, только изредка поглядывал на Алину как-то очень виновато.
– И девочки дружат. Дашенька часто в гости наведываться будет.
От этакой перспективы Славик подавился.
Значит, Дашка ему недостаточно хороша? Вот пусть и катится на все четыре стороны. Дальше говорили о какой-то ерунде, и Алина не могла отделаться от ощущения, что принимает участие в любительском спектакле, где все участники отчаянно играют в большую дружную семью.
Она вздохнула с облегчением, когда все закончилось.
– Аля, – мама вышла провожать в коридор. – Завтра не приезжай. Сборы и все такое… сама понимаешь. Потом уже проводишь…
И вздохнула так, грустно-прегрустно.
Ну вот, теперь еще расплакаться не хватало.
– Я тебе список составлю, что надо будет сделать.
– Вас в аэропорт подкинуть? – уточнил Леха.
– Это было бы весьма любезно.
В аэропорт… список. Все вдруг стало пугающе реальным. Алина останется одна.
Она молчала, пока спускались по лестнице, и Славка ворчал, что ни черта не видит. А дойдя до второго этажа – Алина усмехнулась: ничего не меняется, – вытащил мобильник.
– Ногу сломать можно… – буркнул он, пиная подъездную дверь. – Надеюсь, я здесь в первый и последний раз.
– Я тоже, – Алина не удержалась. – Надеюсь.
Славка бросил такой пронзительный взгляд, что захотелось стукнуть его по макушке сумочкой.
– Вы это… не ругайтесь. Пожалуйста.
Тон у Лехи был жалобный, и Алина кивнула, хотя на нее-то не смотрели. Она вообще ругаться не способна.
– Слав, машинку загонишь?
Кивок. И еще один взгляд, мол, нечего было брать чужое и не было бы Славке головной боли.
– Я сама доеду.
По темноте. И мокрой дороге.
– Нет, – Леха, переложив чемодан из руки в руку, отобрал и сумочку. – У тебя там кирпичи?
– Книги. И я прекрасно могу…
Кто бы ее слушать стал.
– Ключи, – потребовал Славка, протягивая руку. А если Алина не отдаст? Силой отберут. Нет, это уже ребячество. Хотя Алина с трудом удержалась от того, чтобы не швырнуть связку в лицо.
Когда она стала такой раздражительной?
Леха затолкал чемодан в багажник, а сумку с каталогами бросил на заднее сиденье.
– Погоди, – он завел мотор. – Сейчас салон прогреется.
Темно. И по-осеннему сыро. Взвесь дождя переливается в свете фонаря. И окружающий мир выглядит ненастоящим. Акварель, нарисованная грубыми мазками. Рисунок нарушает ворчание мотора. Славка берет с места резко, как будто злится не только на Алину, но и на несчастного красного «жука», пособничавшего в самовольной отлучке из дому.
– Он нормальный парень. Только нервный слегонца, – оправдывается Леха. – Аль, не сердись.
– Я не сержусь.
– Неправда.
Спорить хочется по-детски, доказывая собственную правоту просто из желания ее доказать.
– Сердишься. У тебя на лбу морщинка появляется. Вот тут, – Леха проводит пальцем по лбу, и теплое прикосновение это вызывает дрожь. – Замерзла?
Он не находит ничего лучше, чем обнять.
Ну вот, теперь Алина к нему еще больше привыкнет. Его куртка влажная и пахнет чебуреками, а еще мокрой псиной. Но это не куртка – вязаный шерстяной свитер, который медленно впитывает влагу.
– Леша, что происходит?
Его хотелось обнять и не отпускать. Наверное, у Алины стресс от резкой перемены жизни. Она ведь привыкла, чтобы все стабильно, по плану. А тут вдруг свадьба… и родители уезжают.
– Я влюбился.
Она готова была услышать что угодно, но не это.
– В кого?
– В тебя.
Удручающе откровенный ответ.
– И давно?
– Вчера. Сегодня. Какая разница?
Действительно. Любовь – не йогурт, срока годности не имеет.
– Аль, – Леха потерся подбородком о макушку. – А я тебе совсем-совсем не нравлюсь?
Это нечестно! Задавать такие вопросы девушке в одинокую осеннюю ночь, под дождем и при романтическом урчании мотора. Да и вообще нечестно!
– Нравишься.
Даже слишком. Но у них же договоренность и все такое…
– Это хорошо, – сказал Леха, а потом взял и поцеловал.
Вот как с этим человеком дальше жить-то? Тем более что целоваться Алине понравилось.
В салоне – и развернуться-то невозможно – стоял терпкий запах Карининых духов, от которого Славку подташнивало. Злость не отпускала. Лишь нарастала.
На Леху с его идиотской авантюрой.
На девицу, столь легко поддавшуюся на какое-то совсем уж глупое вранье. Хотя не во вранье дело – тут Славка точно знал – в деньгах. Все они на одну наживку падки… и Дашке не объяснишь, что подружка ее святая вовсе не так уж свята, а просто дура.
Не сиделось ей дома. Понесло…
К родителям…
А еще мама ее со своими вопросами. Видеться часто… о да, с Дашкой видеться предстоит часто. В другой раз это, может, и порадовало бы, но Славка задницей чувствовал, что ни к чему хорошему эти встречи не приведут.
Духами пахло невыносимо. И с каждой минутой все крепче.
Славка окно открыл, впуская в салон сырой осенний воздух. Глотал. Давился. И сплевывал со слюной уже не аромат – ядреную вонь. Да что это такое?