— Тут, значитца, мне сказали, что к вам следует обратиться. Я, это, значитца, по поводу того господина, что за три дома от «Эдема» подсадил… Когда, значитца, там убийство…
— Проходи к столу, — приказал Алексей. — Присаживайся! — и кивнул извозчику на стул. — Рассказывай. Пришел ты по правильному адресу, поэтому не тушуйся и не запинайся. Я тебя внимательно слушаю…
Через час на стол к Тартищеву легло донесение следующего содержания:
Его Высокоблагородию,
Господину Начальнику отделения уголовной сыскной полиции
Управления Североеланской губернской полиции
Тартищеву Федору Михайловичу
Полицейского агента 1-го разряда Полякова Алексея Дмитриевича
ДОНЕСЕНИЕ
Имею честь донести Вашему Высокоблагородию, что б числа, апреля месяца, сего года, извозчик Еремей Петров, православный, крестьянин, урожденный села Благодати Больше-Туртинского уезда Североеланской губернии, занимающийся извозом в городе Североеланске (номер по регистру 15, 63), ближе к двадцати трем часам ночи, через три дома от правого крыла гостиницы «Эдем», выходящего на улицу Афонтовская, посадил в свой экипаж господина в длинном темном пальто, темной шляпе и с небольшим саквояжем в руках. Человек очень спешил и заскочил в экипаж, не дожидаясь, когда тот остановится, и велел извозчику отвезти его на Покровскую слободу к обувному магазину Неймана.
Пассажир все время поторапливал Петрова. Извозчик показал, что он был довольно молодым человеком с небольшой бородой и усами. Голос у него приятный, хотя он его приглушал. И то ли от волнения, то ли по причине постоянного недостатка, пассажир слегка заикался.
Других особых примет пассажира Петров не запомнил, объясняя это сильной темнотой и тем, что на тех улицах, по которым он вез седока, фонарей почти нет. Сначала пассажир несколько раз указывал ему куда ехать, потом замолчал, и когда Петров обернулся в очередной раз, чтобы уточнить, на какую улицу свернуть, то обнаружил, что пассажир исчез, не заплатив за проезд. Вероятно, выпрыгнул из пролетки при подъеме на Покровскую гору.
Сегодня утром Петров узнал на бирже от извозчиков про убийство в гостинице и что полиция интересуется пассажирами, которых брали от гостиницы «Эдем» в промежутке с девяти часов вечера до двух часов ночи. Он тут же вспомнил про этого жулика и направился в полицию. Помимо рассказа он предъявил еще гладкий серебряный портсигар с монограммой (буква К., идентичная той, которую обнаружили на одежде убитого в гостинице «Эдем» неизвестного господина) и золотым украшением — фигуркой обнаженной женщины и кошки с маленькими изумрудами вместо глаз. В портсигаре находятся два десятка папирос «Мемфис» стоимостью двадцать рублей за дюжину. Внутри на позолоченной поверхности портсигара в левом верхнем углу нацарапаны сердце, пронзенное стрелой, и имя «Надя».
Петров не может утверждать, что этот портсигар принадлежал сбежавшему от него пассажиру, но после него он подвез лишь пожилую семейную пару евреев, задержавшихся в гостях. Он их хорошо знает.
Это парикмахер Гроссман с супругой. Поэтому наверняка портсигар обронил человек, которого Петров подобрал вблизи гостиницы «Эдем».
На ряд моих уточняющих вопросов Петров ответил, что заметил на ногах у пассажира калоши, а во время движения пассажир неоднократно пытался закурить, но то ли оттого, что нервничал, то ли из-за сильного ветра, так и не смог зажечь огонь. В этот момент он и мог обронить портсигар. Как известно, найденный в седьмом номере окурок был как раз от папиросы «Мемфис». Всего же в портсигаре не хватает двух папирос.
При осмотре дна экипажа, принадлежащего извозчику Петрову, никаких посторонних предметов обнаружено не было, так как он еще утром тщательно вымел его, но не припомнил, чтобы там валялся окурок от дорогих папирос. В основном, была шелуха от семечек и несколько фантиков от конфет.
Дактилоскопист Колупаев по моей просьбе расшифровал следы пальцев на портсигаре. Как оказалось, несколько из них принадлежат извозчику Петрову, несколько — убитому, что однозначно подтверждает, что портсигар был его собственностью, а также обнаружены следы еще двух пальцев. Мы проверили их по карточкам надлежащих регистров и обнаружили, что отпечатки принадлежат известному мошеннику, промышляющему шантажом и вымогательством Василию Теофилову, отбывавшему дважды срок в арестантских ротах по статье 258 Уголовного уложения. Предпринятые к задержанию Теофилова меры результатов не дали, так как из меблированных комнат, в которых он проживал последние полгода, он съехал неделю назад, и где сейчас обитает, ни его бывший хозяин, ни его соседи не знают…
— Выходит, Васька Теофилов? — произнес задумчиво Тартищев, прочитав донесение. — Известная личность! Но вряд ли он и есть убийца. Скорее, именно он первым обнаружил трупы. Случайно или специально, но он оказался в номере уже после убийства. Что калоши переодел, понять можно. Свои испачкал в крови. Но что дернуло его прихватить портсигар? Это мне не понятно! — Тартищев повертел в руках приложенный к донесению портсигар и с недоумением хмыкнул. — Вещица недорогая, а улика основательная. Или это очередной трюк убийцы, чтобы сбить розыск с правильного пути?
Но все ж поступим следующим образом…
На следующий день все североеланские газеты поместили на видном месте объявление: «Вознаграждение в сто рублей тому, кто вернет или укажет точное местонахождение серебряного портсигара с золотой монограммой К и золотыми украшениями: фигуркой женщины и кошкой. При указании требуется для достоверности точнейшее описание вещи и тайных ее примет. Вещь очень дорога как память. Старо-Глинский переулок, дом № 5, кв. 3. Спросить артистку Надежду Аверьяновну Молчалину».
И артистка Молчалина, и ее извечно навеселе концертмейстер Борисов, равно как и обтрепанный лакей Силантий, — все они были агентами Тартищева. Квартира же в Старо-Глинском переулке как раз и содержалась для подобных целей и числилась на Вавилове.
Конечно, никто не предполагал, что на столь грубую уловку клюнет сам Теофилов, но, возможно, явится тот, кто знал истинного владельца портсигара. Но первый посетитель пришел с визитом как раз не к артистке Молчалиной, а на Тобольскую улицу в сыскную полицию.
На следующий после выхода объявления день Тартищеву доложили, что его желает видеть пожилая дама, которой есть что заявить о разыскиваемом портсигаре.
— Проси, — велел Федор Михайлович дежурному.
В кабинет его вошла дама лет шестидесяти, назвавшаяся Надеждой Сергеевной Остроуховой. Лицо у нее было взволнованно, а глаза заплаканы. Она то и дело промокала их кружевным платочком.
— Я прочитала в газете о портсигаре. Мне крайне удивительно, кому он дорог как память? — Она положила на стол Тартищеву «Североеланские ведомости».
Объявление было обведено карандашом. — Судя по монограмме, это тот самый портсигар, который я подарила моему брату Константину Сергеевичу Курбатову на пятидесятилетие, поэтому он не мог оставить его на память кому-либо, тем более артистке. Театры он сроду не посещал. К тому же две недели назад он портсигар потерял. Говорит, вывалился в порванный карман пальто. А вчера поздно вечером меня нашел лакей брата и сообщил, что Константин Сергеевич пропал. Третью ночь не приходит ночевать. Это меня очень встревожило.