– Спасибо, все обошлось. И лекарство у меня есть. Вот Илья Сергеевич привез. Сейчас выпью и засну… – с трудом пролепетала Алина.
Очки все время сползали с носа. Она лихорадочно пыталась вернуть их на место, не замечая, что надевает их дужками вверх.
– Я рад. – Заложив руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок, Луганцев окинул быстрым взглядом комнату и остановил его на Илье. – Ну что, брат милосердия? Пойдем, не будем мешать хозяйке комнаты! – И склонил голову в вежливом поклоне. – Спокойной ночи, Елена Владимировна! Не станем вас больше беспокоить.
– Приятных снов, – отозвалась она из-под одеяла. – Извините, что доставила вам много хлопот!
– Да ничего вы ему не доставили! – Илья развернул Луганцева лицом к двери и, подтолкнув его одной рукой к выходу, вторую сжал в кулак и показал его Алине. – Спите спокойно, Елена Владимировна. И не вставайте к завтраку. Мы завтра в восемь должны быть в аэропорту.
– Хорошо, – пробормотала Алина и, отбросив с раздражением непокорные очки, накрылась с головой одеялом. «Боже! – подумала она. – Когда это закончится?»
Луганцев и Илья вышли, плотно прикрыв за собой дверь. Алина стянула с лица одеяло, полежала несколько мгновений с закрытыми глазами. Что-то впилось в бок. Она чертыхнулась и вытащила из-под себя один сапог, затем второй и, размахнувшись, метнула их к порогу. Сев на кровати, ожесточенно потерла виски и крикнула:
– Лида! Выходи! Я сейчас загнусь от голода!
Осторожно приоткрылась дверь. Опять показалась голова в полотенце.
– Они ушли? – прошептала Лида.
– Как видишь, – Алина поднялась с постели. – Будь добра, принеси чего-нибудь поесть.
– А как же? – Племянница испуганно посмотрела на дверь кухни.
– Хозяева смылись! – Алина с трудом улыбнулась и подняла кулак вверх. – Даешь свободу домработницам! А также мяса и хлеба! И побольше!
Если ж ты находишь,
Что слишком быстро победил меня, —
Нахмурюсь я, скажу капризно: «Нет»,
Чтоб ты молил. Иначе – ни за что!.. —
она обращалась к Ромео, но все время чувствовала его взгляд. Оттуда, из ложи, где он находился в компании двух средних лет джентльменов, холеных и подтянутых. Илья сидел за их спинами, но пару раз выходил из ложи, возвращался, трогал Луганцева за плечо и что-то ему говорил. Лицо Игоря Леонидовича было сосредоточенным и, как всегда на людях, непроницаемым. Но когда Илья отвлекал его, он недовольно морщился и даже в эти моменты не сводил взгляда со сцены. Его спутники изредка обменивались репликами, одобрительно кивали головами и аплодировали с не меньшим энтузиазмом, чем остальная публика.
Все это Алина заметила, когда стояла за кулисами, дожидаясь очередного выхода на сцену. Она с жадным любопытством наблюдала за Луганцевым. Во время сцен с ее участием он, видимо, неосознанно подавался вперед. А она впервые в жизни играла не для всех, а для него одного. Взрывы аплодисментов, восторженные лица в зале – все это было мимо, мимо… Он не аплодировал, но подавался вперед, лицо его принимало какое-то беспомощное выражение, руки сжимали барьер, и этим все было сказано…
Сегодня на сцене маленького уездного театра Алина превзошла саму себя. Она не играла, она жила этой ролью. Все ее чувства, стремления, восторг и непомерное счастье от того, что Луганцев все-таки пришел на премьеру, и породили тот взрыв небывалой искренности, ощущения чистоты и нежности, тот поток огня, который воспламенил и вместе с тем заворожил зал, заставив забиться в унисон даже самые черствые и равнодушные сердца.
Метания юной Джульетты, ее сомнения и страхи были и Алиниными страхами и сомнениями одновременно. Душа Алины жаждала счастья, она терзалась и тосковала в предчувствии любви, и расцвела, когда эта любовь пришла, как расцветает сад по весне, когда все наливается живительными соками, когда каждая травинка, каждый цветок тянутся к солнцу.
– Это что-то! Это что-то! – шептал в упоении Сережа Марков из-за своего «капитанского мостика».
Карнаухов и Зоя Аркадьевна, которые поссорились перед премьерой из-за того, что завтруппой досталось меньше контрамарок, чем она рассчитывала, сидели, взявшись за руки, словно давние и преданные друг другу супруги, и восторженно взирали на сцену. Дрязги, склоки, финансовые проблемы и мелочные обиды – все отступило в этот миг перед великой силой искусства…
Впервые за много лет театральный зал был переполнен. Несмотря на собранные отовсюду стулья, мест все равно не хватило. Но никто не замечал ни духоты, ни тесноты, а в антракте люди подходили друг к другу в фойе, обменивались мнением и радостно пожимали руки даже тем, с кем прежде не знались в силу разных обстоятельств. Эйфория, царившая на сцене, захватила в плен всех, кто присутствовал в этот вечер на премьере. Радостная и чувственная атмосфера праздника, пронизанная светлой печалью и тихой грустью о несбывшихся мечтах и желаниях, обволокла и поглотила даже тех, кто никогда не числил себя в записных театралах.
Возле гримуборной, которую Алина делила с Галиной Собецкой и еще одной актрисой – хохотушкой Наденькой Киселевой, толпились поклонники – непременные Серпухов и Цуранов, а также с десяток сытых мужчин в компании дородных спутниц в вечерних платьях. Это были гости из области и местное начальство в лице мэра Собакина, его трех заместителей и председателя горсовета Золотухина. Все жаждали пообщаться с новой примой, но у дверей, заслонив проем своим телом, непоколебимым стражем высился Геннадий Петрович Карнаухов. Бледный, вспотевший от своей непривычной смелости, он пресекал все попытки желающих проникнуть в гримуборную.
– Господа! Господа! Пожалуйста, разойдитесь! Алине Вадимовне нужно отдохнуть, – увещевал он возбужденную публику и журналистов, которые своими треногами и острыми локтями создали явный дискомфорт для местных чиновников. – После спектакля она к вашим услугам. А сейчас не обессудьте! – Он приложил руку к сердцу и умоляюще посмотрел на Суханова и Цуранова. Словно попросил поддержки.
– Да чего там, – покровительственно похлопал его по плечу Юрий Борисович, – мы все прекрасно понимаем! Только передай Алине Вадимовне наше восхищение и цветы. – И он кивнул на две огромные корзины с багрово-красными и белыми розами, которые стояли по обе стороны двери. – От меня и Михаила Романовича! Непременно передай!
– А интервью? – взвыл один из журналистов, худой длинноволосый парень в бесформенных джинсах с множеством «молний» и накладных карманов. – Вы обещали пресс-конференцию перед премьерой…
– Алина Вадимовна неважно себя чувствовала, и мы решили не рисковать, – величественно заявил Серпухов, который к пресс-конференции не имел никакого отношения, но не преминул показать всем, что он в курсе всех проблем. А кто в курсе всех проблем? Ну, конечно же, тот, кто стоит у руля…
– По поводу интервью вопрос решен, Тарас, – обращаясь к журналисту, строго сказал Карнаухов. – Алина Вадимовна уже дала интервью для телевидения. С нее пока хватит. С газетчиками она встретится завтра. – И, раскинув руки, пошел на толпу поклонников. – Все, все, господа хорошие! Слышали? Дали первый звонок. Прошу занять свои места…