Она всю жизнь опасалась повторения детского кошмара с железными штырями вокруг беспомощной ноги и бесконечными операциями, когда не чувствуешь боли, но хорошо видишь напряжение в глазах озабоченного хирурга и страх в беглых взглядах медсестер.
На этот раз ее встретил подбадривающий кивок опытной медсестры.
– Очнулись? Чудненько. Резко не ворочайтесь, у вас два ребрышка сломано.
– А ноги? – уточнила Валентина Ипполитовна.
– С ногами ничего нового. А на руке две косточки. – Видимо пожилая медсестра не понаслышке знала о непрочности человеческого скелета и привыкла применять уменьшительно ласкательную форму к его хрупким элементам. – Еще головка.
– Что головка? – испугалась учительница. Правая рука потянулась к прическе. – Почему у меня повязка на голове?
– У вас тяжелая черепно-мозговая травма.
– Это опасно?
– В вашем случае – нет. Но необходимо наблюдение нейрохирурга.
– А что у меня под повязкой?
– Лоб рассекли. Хирург наложил швы. Ну и синячки на теле, но они не в счет. Да не волнуйтесь, женщина! Всё худшее уже позади.
– Это, в каком смысле?
– Жить будете, – серьезно сообщила медсестра. – Я извещу ваших родственников, что вы пришли в себя.
Медсестра вышла.
"Каких еще родственников?", – гадала озадаченная Вишневская.
Вечером в палате появились улыбающаяся Татьяна Архангельская и хмурый Виктор Стрельников.
– Валентина Ипполитовна, как вы? – с порога завздыхала Татьяна и принялась выкладывать на тумбочку фрукты и соки. – В вашем возрасте следует быть осторожнее. Я так испугалась, когда вас увидела в метро. Хорошо, что эскалатор вовремя остановили.
– Оступились? – вежливо поинтересовался оперуполномоченный.
Вишневская вспомнила руку, за которую успела зацепиться. Это спасло ее от первого неожиданного падения. Однако новый безжалостный удар в спину, сбросил ее вниз.
– Меня толкнули, – произнесла она.
– Кто? – разом выдохнули гости.
– Я не успела разглядеть. Только…
– Что только? – проявлял профессиональную настойчивость оперативник.
– Я ухватилась за руку и, кажется, заметила часы.
– Какие?
– На руке.
– Чьей руке?
Валентина Ипполитовна мучительно вспоминала последнюю секунду перед падением.
– Кто-то толкнул меня в спину. Я падала, схватилась за руку. Перед глазами мелькнул циферблат. Потом я покатилась по ступеням. А дальше… – учительница прикрыла веки, сжала пальцами переносицу.
– За чью руку вы ухватились? Того, кто стоял ниже вас?
– Нет. Теперь я вспомнила. – Глаза женщины распахнулись. – Меня ударили в плечо. Ладонь соскользнула с моего пальто, и я вцепилась в нее.
– Вы заметили этого человека?
– Нет. Только часы. Красивые, блестящие.
– Припомните модель.
– Я в них не разбираюсь.
– Хоть что-нибудь.
– Там было два-три маленьких циферблата и какой-то значок.
– Это логотип. Как он выглядел?
– Что-то знакомое. Где-то я его видела.
– Можете нарисовать?
Вишневская задумалась.
– Нет. Но я обязательно постараюсь вспомнить. А что это вам даст, Виктор?
– Если это был случайный хулиган, то ничего. Но если вас толкнули намеренно, то надо искать среди людей, кому это выгодно. Лицо вы не разглядели, так что часы – единственная примета. Но не знаю, поможет ли… Если только очень редкая модель.
– Хватит напоминать о грустном, – вмешалась в разговор Татьяна. – Валентина Ипполитовна, как вы себя чувствуете?
– Голова пока кружится. Но для меня главное, что ноги целы. А вот лицо… У тебя есть зеркало? Хочу на себя посмотреть.
– Вы прекрасно выглядите. Бинт вас совсем не портит. – Архангельская порылась в сумочке, картинно всплеснула руками. – Забыла зеркальце. В следующий раз принесу.
– В следующий раз я дома посмотрюсь.
– Нет-нет-нет, и не думайте! Я договорилась с врачами, чтобы вас как следует подлечили. С травмами головы не шутят. Полежите здесь сколько требуется. У вас сложный перелом, тяжелое сотрясение, швы надо контролировать, повязки менять. И не возражайте! Здоровье важнее.
– А видеозапись? – вспомнила Вишневская.
– Я сам посмотрю, – пообещал Стрельников и озабоченно вздохнул. – Тут такое происходит…
Он переглянулся с Архангельской. Та предупреждающе задвигала глазами.
– В чем дело? – встревожилась Валентина Ипполитовна.
– Над головоломкой вашей мучаюсь. О лампочке и трех выключателях. – Нашелся опер, понимая, что волновать пожилую женщину известием об Амбарцумове сейчас не время. – Все комбинации включения-выключения перебрал. Не понимаю, в чем тут хитрость?
– Ваши мысли заняты выключателями, а надо думать о лампочке. Придите домой, включите свет и изучите лампочку.
– Обыкновенную лампочку?
– Да-да. Ту самую, что освещает вашу комнату.
Оперативник взглянул на потолок, Где горели люминесцентные лампы, перевел взгляд на часы.
– Мне пора. Дел много. А вы, если вспомните названия часов…
– Если бы я увидела картинки. С циферблатами.
– У меня дома есть каталоги часов. Феликс одно время увлекался. Я принесу, – пообещала Татьяна.
Через день Архангельская вновь навестила учительницу.
– Зеркальце принесла? – встретила ее требовательным вопросом Вишневская.
– Ах, вот вы какая. Любоваться собой желаете. Почему фрукты плохо едите? – сделала замечание Татьяна, вываливая новую порцию гостинцев. – Пожалуйста, любуйтесь.
Она протянула пудреницу. Валентина Ипполитовна повздыхала и вернула зеркальце.
– Краше в гроб кладут.
– Типун вам на язык! Что вы такое говорите. – На край кровати шлепнулись два толстых журнала. – Вот, каталоги часов. Но здесь только импортные.
Валентина Ипполитовна водрузила очки и принялась листать глянцевые страницы с крупными фотографиями часов.
– И зачем столько напридумывали? Мои старенькие тоже не отстают.
– Это игрушки для богатых. Феликс, как стал зарабатывать, каждый год себе новые покупает.
Валентина Ипполитовна припомнила свои страхи перед тем, как войти в метро. Преследовал ее кто-то или нет? Она прищурилась поверх очков.
– А ты одна приезжала ко мне на встречу? Или вместе с Феликсом?