«Это — нельзя. Никогда».
«А ты…»
«Я подыхаю… В канализационных трубах. Как падаль».
Закрыл дверь и ушел…
А вчера…
Просто надоело все… Живу — вроде как не живу… И все ребята эти по хатам… Они приходят откуда-то, почудят и уходят. Домой… А мне куда идти?..
— Жить надоело?
— Не надоело… Просто надоело жить так… Когда никому не нужна… А тут еще…
— Что?
— Сдали меня шировые…
— В смысле…
— Болтается девка, вроде как бесхозная… Ко мне подошли вчера ребятки и сказали, что нужно работать… Сказали, что вечером отвезут к клиенту — чтобы отмылась…
А я ушла. Заглотала упаковку «колес»… Где-то в метро ездила, не помню…
Потом, наверное, еще упаковку… И все… Дальше ничего не помню.
Мелодичный звонок в пустой квартире — как звон колокольчиков.
Девочка вздрагивает. Поднимает усталые глаза:
— Пришел кто-то?
— Друг. Все, как обещал: сейчас начнутся чудеса.
— Не верю я ни в какие чудеса, — грустно вздыхает девочка. — Не верю.
Совсем.
Дмитрий Иванович Крузенштерн зашел, как и подобает графу Монте-Кристо: прекрасно сшитый костюм, тщательно зачесанные назад волосы, безразлично-высокомерное выражение лица и, естественно, трость. Черного дерева, с массивным набалдашником в виде головы льва.
— Какие лю-ю-ди, и все без охраны!
Круз оглядел обстановку пустынной прихожей, молча вытащил из футляра длинную тонкую сигару, чиркнул кремнем зажигалки, пыхнул дымом… Разлепил губы:
— Дронов… Знаешь, что я тебе скажу? После разлуки?
— Ага. Хочешь быть богатым — будь им! А лучше — молчи. Ибо кто-то умный давно заметил: мысль изреченная есть ложь. Пожевать принес?
Димка с тем же непроницаемым лицом извлекает из другого кармана пласт «Стиморола». И подает мне.
— А детям? — киваю на Алю.
— Детям — мороженое. Ты нас не представил.
— Молодые еще. Сами познакомитесь. Круз чуть склонил голову:
— Дмитрий Иванович Крузенштерн, — выдержал соответствующую случаю паузу и добавил:
— Банкир.
— Александра Олеговна Лисовская. — Выдержала соответствующую случаю паузу и добавила:
— Дочь.
На какую-то долю секунды, но Круз растерялся — мельком глянул на меня, потом на девочку, потом снова на меня…
— А что, Иваныч, выйдет из нее банкир? — хмыкнул я.
— Боюсь, что да, — сокрушенно опустил голову «граф», приоткрыл пошире дверь и скомандовал:
— Заноси!
Дальнейшее напоминало кино. Причем индийское. «Шама и Рама», все трое, естественно, близнецы, но никогда об этом не знали, потому как в Индии с зеркалами — полный напряг…
Сначала объявились три официанта с натуральным метром во главе, которые обернули мой допотопный, сбитый из досок кухонный стол белоснежной крахмальной скатертью, заставили напитками и закусками, включая фрукты и сласти. Двое Димкиных «хранителей тела» тем временем «оживили» холодильник набором продуктов под девизом «Брежнев на охоте». Если в нем теперь чего-то не хватало, так только жареного мороженого.
Потом возникли трое молодых людей. Бывает же работа такая — «молодые люди».
Хотя одному из них — вполне за пятьдесят.
Один развернул перед Алей каталог девичьих нарядов, другой — передо мной — каталог всяческой квартирной утвари, начиная от унитазов и дверных ручек и заканчивая персидскими коврами и сиамскими кошками… Третий…
Третий задумчиво слонялся по комнатам… Блестящие штанцы в обтяжку и без карманов, укороченный и зауженный в плечах пиджачок, напомаженные до блеска волосы и сложенные девственным бантиком губки…
— Это — кто? — спросил я Димку, не в силах терпеть собственное невежество.
Правда, выразил я свою мысль на живом, общеупотребительном-великорусском…
— Дизайнер.
— Да иди ты!
— По интерьерам.
— А-а-а…
— Что — «а-а-а…»? Ты испрашивал уюта по полной программе?
— Ну не до такой же степени!
— Нужно делать или хорошо, или никак.
— А кто спорит?
— Кстати, этот дизайнер — самый высокооплачиваемый художник по интерьерам в столице.
— Димар, анекдот помнишь? Про попугаев?..
— Смотря какой…
— Мужик продает трех попугаев на базаре. Подходит покупатель. Смотрит на цену. Первый стоит триста баксов.
«Свободно говорит на русском и английском, отвечает по телефону, беседует в ваше отсутствие с гостями…»
Второй — тысячу баксов. «Свободно владеет всеми европейскими языками и тремя восточными, знает на память Пушкина, Лермонтова, Шиллера, Шекспира, Гете, Конфуция… Проводит бизнес-переговоры с партнерами, пишет на семи языках и самостоятельно ведет делопроизводство на компьютере…»
Цена третьего — пять тысяч долларов.
«Ну а этот-то — он что?..» — затаив дыхание спрашивает изумленный покупатель.
«По правде говоря, этот… молчит как рыба».
«А что он умеет?»
«Нe знаю».
«Так почему же он так дорого стоит?»
Продавец оглянулся, понизил голос;
«Эти двое называют его Боссом».
— М-да… Не вкатываешь ты, Дронов, в искусство интерьера!
Хм… Может, оно и так, но собственное жилище — место слишком интимное, чтобы я мог доверить его спецу по расстановке мебелей.
Молодой человек застыл, глубокомысленно рассматривая надпись на стене, оставленную расхитителями частной собственности. Даже если он решит, что это самый что ни. на есть крайний писк попсовой тусовки, — не соглашусь и потребую закрасить.
Но молодой человек постоял-постоял, видимо проникаясь сутью начертанного, еще раз обошел квартиру, сделал несколько пометок в своем блокноте, подошел к тому вьюноше, что сидел рядом со мной, просмотрел каталог отобранных мною предметов, стал мрачнее тучи — и отвалил. Через пару минут спиной вперед удалился и мой консультант по уюту, бросив на девочку брезгливо-равнодушный взгляд, словно ее присутствие здесь или само существование было не поддающимся никакому естественному объяснению недоразумением.
— Вы что-то выбрали? — вежливо осведомился у девочки коммивояжер по одежке.
— А разве… — Похоже, Аля рассматривала каталог, как смотрят сериалы: очень красиво, но не про нас.