Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Кешка отодвинул рукой ветку, за которой прятался.
– Стой, гад! – крикнул ему Соленый. Но команда его не возымела действия.
Монахов решительно шагнул вперед. Подполковник, стоящий посреди опушки, замер, боясь сделать лишнее движение. А Кешка шагнул еще. И еще.
И Соленый нажал на спусковой крючок. Сухим треском ударила очередь. Соленый не целился. Он просто поводил стволом из стороны в сторону.
Подполковник и Монахов упали, скошенные пулями, одновременно. И тут же солдаты, уже ни от кого не прячась, бросились туда, откуда только что прозвучали выстрелы.
Майор Загниборода подбежал сначала к Стар-цеву.
– Товарищ подполковник! Товарищ… – Он приподнял руку офицера, взяв ее за запястье, и, не нащупав пульса, отпустил. Старцев был мертв. – Я застрелю этого гада!!! – дико заорал майор и сам кинулся в чащу леса.
Монахов в это время корчился на земле от боли. Пуля лишь задела ему мягкие ткани ног, не повредив кости. Двое солдат схватили его прямо за волосы и куда-то поволокли.
– Гадина!!! – до хрипоты орал на всю тайгу Загниборода, и, казалось, найди он сейчас Соленого, разорвал бы на куски голыми руками.
Солдаты тщательно прочесывали местность. Собаки рвались с крепких брезентовых поводков. Майор Загниборода метался из одного конца оцепления в другой, подгоняя замешкавшихся матюгами. Соленого след простыл.
Но вот на одном из участков люди и животные заволновались. Майор кинулся туда в надежде, что скоро схватит рецидивиста.
– Что здесь?! – задал он вопрос лейтенанту – командиру одного из подразделений.
– Сам не пойму, – растерянно отвечал тот, глядя на розыскных овчарок, жалобно скулящих и поджимающих хвосты. – Боятся чего-то.
Загниборода, проведший в тайге не один год, знал, что такую реакцию у здоровых и сильных собак может вызвать лишь появление поблизости крупного хищника. Волка или медведя. Немецкие овчарки хороши при охоте на людей, но там, где дело касается клыкастого обитателя тайги, работает лишь восточно-сибирская лайка, любимица местных егерей и промысловиков.
Внезапно Загниборода наткнулся на волчью яму. Она осталась, по-видимому, с прошлого года, но была сработана на совесть – хорошо замаскирована еловыми лапами и достаточно глубока. Глубока настолько, что на дне ее лишь смутно угадывался силуэт обессилевшего серого зверюги, скалящегося и вяло клацающего зубами.
Волк, должно быть, успел изголодаться и вымотаться в бессмысленных попытках выбраться наверх, – Загниборода видел, что при всей его напускной ярости он больше всего на свете хочет, чтобы люди вытащили его и дали возможность уйти.
– Не повезло, – тихо произнес майор.
– Что вы говорите? – спросил лейтенант, не расслышавший его слов.
– Я говорю, за добычей волчара ходил, – пояснил Загниборода. – Где-то неподалеку у него волчица с волчатами. Это как пить дать. Да не подфартило – в яму угодил.
– Может, вытащим?
– Конечно! – воскликнул майор. – А он тут перегрызет всех к едрене фене! Ты хоть раз волка живого из ямы таскал?
– Не-а, – честно признался лейтенант.
– Оно и видно. При всем старании несколько часов убьем, чтоб повязать его. А у нас Соленый еще где-то бегает.
– Он же сдохнет здесь, – сочувственно произнес лейтенант.
– Ну ты даешь! – возмутился Загниборода. – Тут люди гибнут! Ему лишь одним сейчас помочь можно…
Майор вытянул перед собой руку с пистолетом, который с начала поиска так в кобуру и не прятал. Но затем передумал.
– А ну дай! – выхватил у одного из солдат «Калашникова».
– Не стреляйте его, товарищ майор! – жалобно, почти по-детски, попросил лейтенант.
– Да пошел ты! Слюнтяй.
Короткая автоматная очередь разрубила таежную тишину. Зверь громко взвизгнул и затих. Навсегда.
– Вперед! – скомандовал Загниборода, возвращая оружие его владельцу. – Смотреть в оба! Тут волк похлеще рыщет. Утри сопли, лейтенант!
Цепь двинулась в глубь лесной чащи. Собаки вскоре пришли в себя. А лейтенант был угрюм и подавлен. Перед его глазами еще долго стояла сцена у волчьей ямы.
– Ух! Спасибо тебе, браток! – От осыпавшейся стенки ямы отделилась человеческая тень. Это был Соленый. Он потрепал мертвого волка по загривку. – Прости. Не хотел. – И принялся выбираться наверх.
Уходя от погони, Данил Солонов совершенно случайно угодил в западню, приготовленную для хищника. И поначалу даже не понял, что произошло. Отряхнувшись от комьев земли, он с ужасом увидел перед собой оскалившуюся волчью пасть. Первым желанием было дать по зверю очередь, пока тот не вцепился ему в глотку. Но голоса солдат, звучащие сверху, заставили его притаиться. И хищник, словно приняв Соленого за своего, не кинулся в драку, а лишь злобно и затравленно рычал, роняя из пасти рыжую пену.
Соленому удалось плавно подняться на ноги и прижаться к отвесному краю ямы. На всякий случай он держал наготове автомат, направив его стволом вверх, туда, откуда с минуты на минуту могли появиться солдаты.
И они появились. Но беглого никто не приметил. Даже Загниборода. Запах волка сыграл свою роль. Овчарки были настолько перепуганы близостью хищника, что о запахе разыскиваемого человека и думать забыли. Инстинкт самосохранения оказался сильнее дрессировочных навыков.
Ободрав в кровь пальцы рук, Соленый выбрался. Осторожно лег на живот, сжимая автомат, и еще долго лежал так, без движения, прислушиваясь к удаляющимся голосам. Войска уходили. Значит, вскоре представится возможность двинуться в противоположную сторону. К Известковой, правда, не прорваться. Там теперь посты. Ну да ничего. Тайга большая. Укроет…
* * *
Медсанчасть исправительно-трудовой колонии до рези в глазах «благоухала» запахами карболки, хлора, неистребимых мышей и клопов.
И все же здесь было хорошо по сравнению с теми условиями, в которых содержались зеки в общей жилой зоне. Каждый из невольных обитателей лагеря стремился попасть сюда всеми правдами и неправдами. Чтобы отоспаться и отожраться после изнурительных работ на лесоповале и пустой пайковой баланды. Каторжники глотали гвозди, пробивали себе животы электродами, надеясь заразиться, жевали дерьмо инфекционных больных, пили мочу желтушников, купленную за пять пачек черного чая. Способов улечься на больничные простыни множество.
«Мужикам» и «чертям» – простым работягам – всегда тяжелее блатных. Последние право «заболеть» покупали себе, отстегивая лагерным медикам деньги, присланные из воровского общака.
А дед Лёлик, из семидесяти пяти прожитых лет сорок проведший в тюрьмах да лагерях, безвылазно жил в лазарете, попивая коньячок и закусывая его лимончиком. Зоновской же черни приходилось гробиться в промышленной зоне до полусмерти, чтобы потом в бессознательном состоянии быть за ноги притащенными сюда.