На аэродром ехали в огромном и свирепом черном джипе с затемненными стеклами.
Втиснутый на заднее сиденье между двумя атлетами грубой внешности, хотя и нежного, лет двадцати, возраста, Каменцев усиленно раздумывал, как ему выбраться из новой ловушки, подстроенной каверзной судьбой. План — еще неотчетливый, зыбкий, однако дающий надежду на спасение — потихонечку вырисовывался…
Он попросил водителя срочно соединить его с боссом.
— Зачем? Тебе же все объяснили… — развязным баском отозвался шофер.
— Я понял, как вернуть долг…
— А, тогда держи… — И водитель, набрав номер телефона руководителя, передал трубку Каменцеву.
Услышав голос главного гангстера, Сергей вежливо произнес:
— Прошу прощения за беспокойство, но мне пришла в голову одна идея… По–моему, я смогу занять денег…
— Всю сумму?
— Надеюсь, что так.
— И где же?
— У меня есть знакомая, подруга покойной матери…
— Ну так и позвоните ей.
— Тут необходим очный разговор. Просить по телефону этакую сумму…
— Очный так очный. — Собеседник призадумался. — Хорошо… — произнес с неохотой. — Четырнадцать штук отработаешь, а вернешься — будем говорить… Ну‑ка, дай трубку пацанам…
Каменцев передал телефон сидевшему по левую сторону парню.
— Так–так, — выслушав указания шефа, проговорил тот. — Понял… Скосился на Каменцева: — Вес сделаем… Это уж точно… — И, рассмеявшись подобострастно, надавил кнопку, отключающую связь.
Лицо его тут же приобрело прежнюю стылую непроницаемость, и на вопрос партнера–пленника: что, дескать, было начальником сказано–приказано? — он с подчеркнутым высокомерием ответить не соблаговолил.
Военно–транспортный самолет доставил их на небольшой аэродромчик, затерянный в глуши тайги — неожиданно чахленькой, низкорослой, с выжженными проплешинами поляне, с кривенькими березками и больными пожелтевшими елями.
Далее был заляпанный грязью "уазик", управляемый подвыпившим майором в форменном плаще, покрытом жирными пищевыми пятнами; разбитая узкая бетонка, упершаяся в железные ворота части, барак военного городка, алюминиевая миска с картофельным варевом — и желтый дымящийся кипяток, в котором плавали разваренные смородиновые листы.
В бараке, стоящем впритык к двухэтажной солдатской казарме, им отвели две комнаты, предназначенные, видимо, для дежурных офицеров. Одну из них узкую и темную, где находились солдатская кровать, тумбочка и табурет, — отвели Каменцеву. В другой, меблированной помимо спальных мест шкафами и обеденным столом, разместились бандиты.
Каменцев поужинал в компании будущих подельников и отправился в свою комнатенку.
Уселся на кровать, и тут в дверь постучали.
Вошел, перекошенно ступая под тяжестью эмалированного ведра с водой, молоденький обритый солдатик, явно из свежего призыва, в форме, еще не обмявшейся по плечу.
Поставив ведро на табурет, промямлил смущенно:
— Свеженькая, прямо из колодца… Хорошая тут вода, пейте… О! спохватился, вытащив из кармана гимнастерки граненый стакан.
— Ну что, служивый, как дела‑то? — полюбопытствовал Каменцев, ополаскивая стакан.
— Да какие тут дела… — опасливо покосился на голое без занавески окно солдатик.
За окном звучал чей‑то свирепый ор:
— Где Спиридонов, с–сука?! Ну–каты, салабон, быстро искать!
— Меня… — произнес солдатик слабым голосом.
— Значит, вся жизнь — в мечтах о дембеле? — спросил Каменцев.
— Лично я мечтаю о дисциплине, — признался служивый, убрав голову в плечи, будто перепугался такого своего признания.
— Спиридонов, с–сучара! — взвизгнули за окном с истеричной яростью.
— Сержант? — участливо спросил Каменцев.
— "Старик"… — вздохнул солдатик, ретируясь за дверь. Каменцев зачерпнул из ведра воды. После мертвой городской колодезная показалась ему живительным нектаром. Затем погасил свет, улегшись в одежде поверх одеяла. Спал он беспокойно: всю ночь на плаце перед бараком грохотали какие‑то грузовики, бряцали металлом подков сапоги и донимали невесть откуда взявшиеся комары.
Под утро, не стерпев пытки, он встал, начал искать их на потолке и стенах. Однако нашел на полу: пакостные вампиры, напившиеся его кровушки, отяжелели до того, что не могли и взлететь.
В исступленной ярости он принялся давить кровососов ногами. После акции возмездия сон и вовсе пропал, а в шесть часов утра пропела надсадно и сыро труба, призывающая к подъему.
Сполоснув лицо в солдатской прокуренной умывалке, он отправился на завтрак в столовую, где застал бандитов, одетых в одинаковые спортивные костюмы.
— Отъезд сегодня, в два часа дня, — коротко доложил ему один из злодеев. — Переоденешься в форменку по пути, здесь светиться не будем. До двух часов гуляй.
— Грибков пособирать можешь, — хмыкнул другой мерзавец.
Никак не откликнувшись на глумливую рекомендацию, Каменцев прошел в барачный отсек, где ночевали господа из мафии, и извлек втиснутый им вчера в щель между стеной и шкафом диктофон, позаимствованный у Надежды.
Спрятав диктофон в карман, отправился в свою конурку, скинул ботинки, переобувшись в яловые сапоги, и побрел в сторону пегой осенней тайги.
Обогнув обомшелый, шелудивый осинник, углубился в непролазную поросль старого боярышника, где, прислонившись спиной к стене переплетенных упругих стволов, включил диктофон.
Раздались, пискляво искаженные слабеньким динамиком, бандитские голоса:
- …ну и чего Игорь сказал? Кончать этого дурика?
— Не, вроде откладывается. Пообещал бабки вернуть.
— Гонит, сука! Чует, что башка вот–вот отвинтится…
— Да какая тебе разница, Штора? Или грабли чешутся?
— Да мне по хрену… Звук плевка.
— Слышь, Штора, а ты срок с Миллиметром, базарят, тянул?
— Не, с Миллиметром нас захомутали.
— На сейфе, да?
— Ага. Присмотрели ящик в бухгалтерии, а он тяжелый… Ну, малолетки дурные… Как поняли, что не вскрыть и не унести, решили подкачаться. Пошли в секцию штанги. Целый год развивались. Ну а потом поперли в атаку на медведя… Смех, конечно… В общем, подняли ящик, понесли, а на лестнице Миллиметр споткнулся. Шум–гром… Тут в подсобке сторож с берданкой проснулся, шарахнул в форточку с перепугу, а мимо как раз мусора на "креветке" чесали…
Гогот.
— Ты, Штора, сегодня потренируешься… Тонну пластида перетаскать надо!
— А может, этого малохольного запряжем?