Нашли дурака! Я за вас свою работу делать не буду!
Армейский фольклор
Дежурный по ОВД «Стригунино» капитан Макаров, он же — «человек-ПМ», к 20 часам вечера ответил на двести разнообразных звонков; горожане со свойственным им садизмом жаловались на все, что можно: на лай в подъезде неустановленной собаки, пучки отрицательной энергии, шорохи за дверью, на рыжего Чубайса и загазованность воздуха. Традиционно отзвонился лично знавший Павлика Морозова районный сумасшедший, который каждый раз докладывал негативную информацию об антиобщественном поведении подростков его двора. Доставали и свои: обеспечь им выезд-приезд, отзвон-прозвон, а тут и совсем свихнулись: звони в крематорий, чтоб труп им обратно в морг вернули. Ага, из печи вынули да на стол положили. А пошлешь подальше, обижаются: мол, делаем общее дело! Ага, общее: ты посиди в дежурке, да ответь на полтыщи звонков да сотню вводных выполни… Макаров почесал лысину, пригладил на ней взопревшую прядь волос. Подумал, съесть ли бутерброд с чаем, но надо было вставать, да еще идти за водой в туалет в другой конец коридора, да наливать в чайник воду, кипятить, заваривать… И передумал. Телефоны молчали уже пять минут. До часу ночи — как раз наступало самое горячее время. Народ собирался по домам и начинал «бытовуху»: пополнял милицейскую отчетность административно-правовыми и уголовными безобразиями.
Тишина недолго изнуряла Макарова. Телефон зазвонил требовательно, напоминая, что до конца дежурства еще далеко.
— Дежурный по «Стригунино» Макаров. Что? Говорите громче! Откуда — из морга?! Опять из морга! План, что ли, не выполнили! Так… Рана смертельная… Записываю: Малосольный Василий Петрович, патологоанатом. Я правильно понял? А вы — санитар морга. Ваша фамилия? Кавычкин. Понял. Ждите, вызываю следственно-оперативную группу.
Макаров тут же набрал дежурную группу и уголовный розыск.
Баздырев в этот час вместе с Куроедовым и Ребровым потрошили здоровенных лещей — чебаков, которых Максимычу передали с Дона его земляки-казаки с поездом «Атаман Платов». Ребров, как младший по званию, сгонял на вокзал, получил у проводника объемный пакет, по пути прихватил несколько бутылок пива. И вот теперь трое предавались маленьким радостям жизни под рассказы Баздырева о прелестях донской рыбалки. Куроедов пытался оспаривать их, доказывая, что на Кубани вода чище и рыба жирнее, но Максимычу в споре равных не было.
— Фамилия у тебя какая? Куроедов! И твои предки окромя кур общипанных ничего и не ели, — приводил он сокрушительный довод.
Куроедов не успел ответить, как зазвонил телефон. Баздырев чертыхнулся, схватил со стола лист бумаги, используя его в качестве салфетки, поднял трубку.
— Баздырев. Что?! Патологоанатом? Убит? Малосольный Василий… Да-а… — он медленно положил трубку. — С полчаса назад. Проткнули сердце.
— Не спутали? — опешил Куроедов. — Я буквально пару часов назад с ним…
Ребров поставил стакан с пивом, вытер руки листом бумаги.
— А может, ошибка?
— Ага, в морге живого с мертвым перепутали, — буркнул Куроедов. Это ж как набраться надо… Ну, что, поехали.
Петрович был на дежурстве, ждал в «Жигулях».
— Куда? — без эмоций спросил он.
— В морг! — коротко ответил Баздырев.
— Зачастили… Не к добру, — изложил свое видение развития событий Петрович.
— Патологоанатома убили.
Петрович присвистнул, вздохнул:
— Серия вторая. «Возвращение санитара».
Коварство, как и простодушие, не знают преград. Если считаете иначе — у вас впереди много интересного.
Автор
В наружном помещении морга печальными столбами стояли главный врач больницы и санитар морга. Полина, бледная от пережитого, сидела на стуле, прижав ко рту платочек. В чувство ее быстро и профессионально привел санитар Женька.
— Привет, Полина, — не заметив состояния женщины, поздоровался Куроедов. — Как это ты раньше нас приехала?
Полина не ответила. Санитар, уже понявший деликатность ситуации, не вмешивался.
— Какой смысл двоих посылать от прокуратуры? — проворчал Куроедов. — Этот бедолага, поверь, тоже нам достанется… Только сегодня давал мне показания, представляешь? Ты смотри, как его уделали, проткнули, положили на стол, сняли ботинки да еще бирку нацепили.
— На тебя бы такую бирку нацепить — Полина посмотрела на Куроедова таким жутким и страшным взглядом, что его даже передернуло.
Баздырев понял, что здесь особая ситуация.
— Полина, вам нездоровится, я вижу. Поезжайте домой, может быть, вас проводить?
Полина встала, пустым взглядом посмотрела на коллег и, не оглядываясь, пошла. И только оставшись наедине с холодным ветром, не смогла сдержать слез. Она всю жизнь считала достоинством никогда не выказывать своих чувств. Женщина-прокурор, дай фору мужчине, которого тошнит на эксгумации, женщина прокурор — дай фору мужчине, который «борзыми берет» и врет. Женщина прокурор… Именно ты знаешь, кто вор…
* * *
Петрович, который ради кворума, тоже поперся в морг, отскочил в сторону, пропустив, даже не глянувшую на него женщину.
Полуобнаженный патологоанатом так и лежал на столе рядом с бомжем Гришей. На столе, на котором сам не одну сотню покойников отправлял в последний путь, после всех процедур, известных только касте патологоанатомов. Лицо прикрыто халатом. В области сердца расплывшееся кровавое пятно. Филигранная рана, как от удара профессионального дуэлянта.
Чтобы удостовериться, Баздырев приподнял халат, которым было прикрыто лицо, всмотрелся, снова прикрыл.
— Как это случилось?
Санитар Кавычкин, качнувшись, сделал шаг вперед.
— Где-то час назад, в 19.15 примерно, откуда-то появился старик с палочкой. Неопрятный такой по виду, как бомж… Я ему говорю, чего тебе надо, старый? Он говорит: мне сказали сын мой тут у вас лежит, Гришунька мой… Ну а Вася ему: точно твой? Ну, пойдем, посмотришь… Этот бомж червивый, сами уж знаете, как нас достал… Ну, пошли они. А я на улицу покурить вышел. Ну, минуты через три старик этот появляется, плачет. Да, это мой, непутевый Гришуня, сыночек мой… Сказал, завтра заберу его…
— Дальше что было? — поторопил Баздырев.
— Ну, и старик поковылял себе. — Кавычкин перевел дыхание. — Я еще пожалел его. Ну, докурил, вхожу в помещение. Смотрю, нету Васи. Иду сюда уже… А он на столе лежит. Я подумал сначала, что разыгрывает он меня… А когда пригляделся, сами понимаете, к смерти мы привычные, даже мне дурно стало. Глянул — прямой удар в сердце, ранка маленькая, чем-то типа длинного шила или спицы. Старикан этот, надо же, пока я курил, успел положить тело на стол, снял обувь, носки. И еще бирку нацепил…