— Помещения постоянно обогреваются. Миссис Ларсен приходит делать уборку. Я не был здесь много лет.
Судя по всему, Труит ничего не чувствовал. Вел себя как экскурсовод. Указывал на какую-нибудь картину или на стол — на вещи, которые еще имели для него значение.
Наверху было девять больших спален, все в разной цветовой гамме. Везде было тепло. Такой роскоши Кэтрин прежде не встречала. Кровати под пологами, украшенными фестонами и лентами, безупречно уложенное белье, словно в любой момент сюда могли нагрянуть важные гости.
— Это покои жены.
Спальня была роскошной, ярко-синей. К ней примыкали гостиная и будуар. На туалетном столике находились ее расческа и щетка для волос. Рядом — хрустальный флакон с духами.
— А это комната Франни.
Они остановились на пороге. Крошечная кровать которой бы и принцесса позавидовала, детская мебель серые гардины. Под одним из высоких окон — качалка в виде лошадки.
— Она часами качалась. Вперед, назад, вперед, назад. Смеялась. Господи, она была прелестна. — Голос Ральфа слегка дрогнул. — Умерла в этой кроватке. Я сидел возле нее дни и ночи.
Казалось, в любую минуту в комнату вбежит ребенок. Схватит одну из кукол, посаженных в аккуратную шеренгу на кровати; у каждой на лице выражение невинного блаженства. Кэтрин хотелось взять какую-нибудь куклу, но не смогла войти в комнату. Вместе с запахом детства там ощущался острый запах смерти и горя, слишком для нее знакомый. Конец детства Конец чистоты.
Она посмотрела все: спальню Антонио, комнаты слуг, гостевые. Кухню с медными кастрюлями, которые висели на каменных стенах десятками.
С задней стороны виллы, снаружи, был огороженный участок, видный из окна спальни Эмилии и из холла.
— Тайный сад жены. Giardino segreto. Итальянская глупость Она высаживала розы и другие цветы. Уверяла, что у каждого итальянского дома есть такие сады. Выписала из Италии специалистов ухаживать за растениями. Посадила деревья, а возле каждого дерева — белые цветы, которые обвивались вокруг стволов. Ночью они пахли, как женские духи. А в том маленьком помещении жена выращивала лимоны и апельсины Правда, из этой затеи ничего не вышло. Лето слишком короткое, да и она не умела делать все как полагается. Садовники были болванами. Наверное, привыкли к другому климату. Лимоны погибли. Цветы замерзли, так и не пробившись. Эмилия заказывала цветы из оранжереи, сажала их, и те погибали. Итальянцы ничего не могли поделать. Все было бесполезно и бестолково. Их затея не сработала.
Когда они везде побывали, то поехали обратно, в маленький обыкновенный дом с редкими причудливыми предметами, привезенными из фантастической империи. Кэтрин внешне выглядела совершенно спокойной, как и сам Труит.
Теперь она мечтала о той империи. Видела себя расхаживающей по просторным залам, подметающей шелковыми, кружевными и вышитыми платьями широкие мраморные ступени. Представляла себя хозяйкой.
Она часто стала бывать в большом доме. Когда миссис Ларсен делала там уборку, а Труит уезжал по делам, Кэтрин отправлялась туда, сидела в какой-нибудь комнате играла в бальном зале на большом ненастроенном фортепьяно, заглядывала в ящики и шкафы. Целыми днями смотрела на тайный сад, воображая запах лимонов и лилий под августовским солнцем. Это было место для перешептывания любовников. Сад принадлежал миру, но был вне его, был сердцем мира.
Ральф сказал, что все там осталось как прежде. В комнате его дочери Кэтрин открыла шкаф и изучила крошечные платья. Притронулась к одному и услышала шепот шелка.
— Ее мать заказывала ребенку такие же наряды, как себе. И даже делала копии для кукол. Сейчас они вышли из моды. Ну не дурость ли? — Миссис Ларсен явно поражал идиотизм бывшей хозяйки, — Разве это годится для ребенка? Для девочки, которая сама не могла ни одеться, ни поесть, не могла ничего делать, а только сидела и улыбалась. Посмотрите на это.
Служанка сняла с полки белое льняное платье, простое и грациозное. Спереди на лифе были вышиты слова на чужом языке.
— Франни не способна была даже произносить молитвы. Поэтому мать вышила их на платье, пояснив: «Чтобы она спала с Богом». Дочь была для матери чем-то вроде куклы, бессмысленной куклы. Но у ребенка имелась душа. Она была привязана к своей лошадке. Ей нравилось, когда ее берут на руки. Она любила слушать мужское пение. У нее не было мозга. Но она была человеком. Живым. Ее смерть разбила Ральфу сердце, которое треснуло еще при ее жизни. Он чувствовал себя виноватым.
— Он ни в чем не был виноват.
— Виновата его бывшая жена. Если бы я была на его месте, то вынесла бы отсюда все наряды и побросала в костер. Это печально, но ребенок умер. Они все умерли.
— А сын — нет. Труит говорит, что он жив.
— По моему мнению, Антонио тоже мертв. Мертвый или бесполезный, как и его мать. Труиту незачем его разыскивать.
Кэтрин не сказала Ральфу, что посещает виллу. Не что надевала жемчуг его жены, втыкала в волосы бриллиантовые украшения, примеряла старомодные платья и, хотя они были слишком малы, подметала ковры на полу подолом шуршащего шелка. Скрыта что долгие часы проводила в библиотеке, читала романы, пьесы и стихи. Миссис Ларсен, видимо, хранила ее секрет, потому что жизнь текла, как и раньше. Наверное, служанка надеялась, что Труит будет счастлив.
За ужином Ральф читал ей новости — о сумасшествиях, о преступлениях, совершенных известными ему людьми. Она читала вслух обожаемого Уолта Уитмена, судя по всему, единственного поэта, которого он признавал. В стихах Уитмена пульсировала исполненная надежд и отчаяния панорама Америки, любовь ко всему живому.
— Не унывай! — читала Кэтрин, — Дружба приведет нас к свободе. Те, кто любит друг друга, будут неодолимы.
Однако она не любила Труита и каждый вечер доставала из чемодана голубой флакон. Ненависть вливалась в нее, когда она брала его в руки. Голубой флакон заряжал ее вместе с ее простым планом. Ей достанется дом, жемчуг, книги, картины, роскошные ковры из Индии и Востока. Труит тоже будет ее. Но чувств к этому милому пожилому мужчине у нее не возникнет. Одна капля. Две капли. Это все в будущем.
Кэтрин обследовала комнаты, гуляла по тайному саду, утопая по колено в снегу; в углах сугробы были выше ее головы. Миссис Ларсен в это время начищала до блеска медные кастрюли и вытряхивала пыль из тяжелых парчовых занавесок. Кэтрин не забывала своей цели. Пыл не остывал. Ее защитой был голубой флакон — ключ к невероятному богатству и к зачарованному дому.
Она сшила себе платье из серого шелка согласно выкройке из женского журнала. Надев его и взглянув в зеркало, она почувствовала себя глупо, словно забыла, ради чего нарядилась. Дни ползли. Снег не прекращался.
Их поженил судья в гостиной фермерского дома. В камине горел огонь. Небо на день очистилось. Во дворе стояло два экипажа. Две пары свидетелей молча наблюдали за ритуалом, затем поставили свои подписи в книгу судьи, посидели с новобрачными за ланчем и ушли. С таким же успехом это могли быть совершенно чужие люди.