Вивьен прошла в комнату, где все сияло белизной: стены и потолок, простыня на металлической кушетке, старая медицинская ширма, чуть подальше, в углу, стеклянный шкафчик для лекарств. Одежда священника выглядела здесь словно чернильное пятно на снегу.
Отец Маккин остановился, не в силах взглянуть Вивьен в глаза.
— Скажи, ты веришь в Бога?
Вивьен удивилась такому вопросу. Не мог же он вызвать ее, да еще так срочно, только для того, чтобы узнать, верит ли она в Бога. Но решила, что раз спрашивает, то, наверное, не случайно.
— Несмотря на мою работу, я мечтательница, Майкл. Это самое большее, что я могу себе позволить.
— И в этом разница между нами. У мечтателя есть надежда, что его мечты сбудутся.
Он помолчал и постарался заглянуть ей в глаза.
— А верующий человек верит.
Потом он отвернулся, подошел к шкафчику и некоторое время разглядывал упаковки с лекарствами.
Заговорил, не глядя на нее:
— То, что я хочу сказать тебе, противоречит этой вере. Противоречит всем наставлениям, которым я следовал многие годы. Всему, во что верил, что разделял. Но бывают случаи, когда церковные догмы поистине непостижимы перед человеческими страданиями. Перед многими, слишком многими человеческими страданиями.
Он повернулся к ней. Она увидела мертвенно-бледное лицо.
— Вивьен, человек, который взорвал бомбы в Нижнем Ист-Сайде и на Гудзоне, приходил ко мне исповедаться.
Вивьен словно рухнула в ледяные воды Арктики. И долго оставалась там, прежде чем смогла выбраться на поверхность и глотнуть воздуха.
— Ты уверен?
Вопрос вырвался непроизвольно и подразумевал множество других. Ответ она услышала спокойный и осторожный, какой может дать человек, способный объяснить то, во что трудно поверить.
— Вивьен, у меня диплом по психологии. Я знаю, что мир полон безумных мифоманов, готовых признаться во всех грехах на свете, лишь бы обрести минутную известность. Знаю, что одна из трудностей в работе полиции как раз в том, чтобы отличить действительно виновных от тех, кто выдает себя за них. Но в данном случае все иначе.
— Что заставляет тебя так думать?
Священник пожал плечами:
— Все и ничего. Детали, подробности, слова. Но после второго взрыва я уже не сомневаюсь, что это он.
Вивьен с трудом оправилась от первоначального смятения и, придя в себя, ощутила только сильный выброс адреналина. Она понимала всю важность того, что сообщил священник. Но догадывалась и о том, какую внутреннюю борьбу он выдержал и какую проиграл, чтобы сделать это.
— Можешь теперь рассказать все по порядку?
Преподобный Маккин кивнул в знак согласия, ожидая вопросов. Теперь, когда сосуд распечатан, он понимал, Вивьен знает, что спросить и как сделать это наилучшим образом.
— Сколько раз ты видел его?
— Один.
— Когда это было?
— В воскресенье утром, на другой день после первого взрыва.
— Что он сказал тебе?
— Признался, что это его рук дело. И добавил, что намерен продолжать.
— Как сказал? Помнишь точные слова?
— Разве такое забудешь. Он сказал, что в первый раз соединил свет и мрак. В следующий раз соединит землю и воду.
Он дал ей время подумать. Потом заключил:
— Так и было. Первый взрыв произошел в сумерки, когда встречаются свет и мрак. Второй — на берегу реки, где соединяются земля и вода. Знаешь что это означает?
— Сотворение мира, но только с обратным знаком — разрушение.
— Совершенно верно.
— Он сказал, зачем это делает?
Маккин опустился на скамейку, словно силы покинули его во время этой исповеди.
— Я спросил почти такими же словами.
— И что он ответил?
— Он ответил: «Я — Господь Бог».
Эти еле слышно произнесенные слова, прозвучавшие вне исповедальни, произвели на обоих шокирующее впечатление безумия — безвозвратного, смертоносного сумасшествия, такого, которое исключает всякий проблеск снисхождения. Его результат — чистое зло, воплощенное в человеческом существе.
Преподобный обратился к своим познаниям в психологии:
— Этот человек, кто бы он ни был, гораздо страшнее серийного убийцы или преступника, совершающего массовые убийства. Он соединяет в себе обе патологии. И обе представляют собой убийственное бешенство при полнейшем отсутствии здравого смысла.
Вивьен подумала, что если бы они взяли этого человека, то нашлись бы психиатры, готовые заплатить какие угодно деньги, лишь бы заполучить его для изучения. И многие люди отдали бы не меньше, лишь бы только им позволили уничтожить его собственными руками.
— Можешь описать его?
— Я не смог рассмотреть. Исповедальня в церкви Святого Бенедикта намеренно погружена в полумрак. Кроме того, он все время держался в углу.
— Расскажи, что запомнил.
— Темноволосый, молодой, высокий, кажется. Голос глухой, но спокойный и холодный, как лед.
— А еще что?
— Может быть, пригодится такая деталь. Я заметил, у него зеленая куртка, как у военных. Хотя одежда мало что значит.
Наоборот — значит все.
Вивьен почувствовала, как от нахлынувшей радости легкие наполнились воздухом, будто она глотнула чистого гелия.
Выходит, Джудит, которая не дает чаевых, не ошиблась. Вивьен благословила ее в душе, поклявшись самой себе, что попьет с нею кофе и во всех подробностях выслушает все жалобы на здоровье. Она присела возле священника, безутешно уставившегося в пол, и опустила руки ему на колени. В эту минуту она не сочла подобный жест фамильярным, он лишь выражал дружеское участие.
— Майкл, очень долго объяснять, но это он. Ты не ошибся. Это он.
На сей раз сомнение выразил священник, не знавший, можно ли радоваться:
— Ты уверена?
Вивьен резко вскочила, словно подброшенная пружиной:
— Совершенно.
Она прошлась взад и вперед по комнате, спешно обдумывая услышанное. Потом остановилась и спросила:
— Он не сказал, вернется ли?
— Не помню. Но, думаю, придет.
Тысячи мыслей теснились в голове Вивьен, тысячи картин сами собой всплывали в сознании.
Наконец она поняла, что сделает.
— Майкл, если станет известно, что ты нарушил тайну исповеди, чем это кончится для тебя?
Священник поднялся, на лице его отразилось смятение человека, который чувствует, что душа его низвергается в пропасть.