— Я собираюсь еще раз заехать в дом Одиль Ле Гаррек, — сказал Бертеги, и, перехватив недоумевающий взгляд Клемана, добавил: — Да, сегодня утром я осмотрел его, но мне надо кое-что уточнить. К тому же в кабинете я почти не задерживался.
Клеман кивнул и сел в машину. Она почти скрылась из виду, когда Бертеги включил зажигание. Комиссар уже готов был уехать, но тут какое-то движение слева привлекло его внимание.
Мальчишка… шести или семи лет. Он стоял у низкого деревянного ограждения, отмечающего границу владений Моризо, и переминался с ноги на ногу, явно стесняясь, и так же явно боролся с любопытством.
Бертеги вышел из машины и направился к мальчишке.
— Здорово, приятель! — бодро сказал он. — Как тебя зовут?
Белобрысый мальчишка в застиранном свитере с Бэтменом на груди продолжал зачарованно смотреть на комиссара.
— Жерар, — наконец сказал он. — А ты полицейский?
— Я — да. А ты, Жерар?
Ребенок отрицательно помотал головой, очевидно, польщенный тем, что взрослый представитель закона мог принять его за коллегу.
— А пушка у тебя есть? — спросил маленький Жерар.
Бертеги улыбнулся.
— Ну, есть.
— Ты из нее убиваешь злодеев?
Бертеги слегка нахмурился. Благодаря телевизору большинство детей и даже его собственная дочь видели в полицейских прежде всего профессиональных убийц.
— Тебе сколько лет, приятель?
— Шесть лет и два месяца…
Это уточнение заставило полицейского улыбнуться. Жерар, очевидно, был из тех мальчишек, которые с нетерпением ждут, когда им можно будет войти в мир взрослых. Комиссар восхищенно присвистнул.
— Надо же, а на вид ты гораздо старше! Ты живешь поблизости?
Мальчишка кивнул и, обернувшись, показал пальцем на ферму.
— У Моризо? — уточнил Бертеги.
— Да, это мои бабушка и дедушка.
— А где твои родители?
— Не знаю.
Вот это всегда угнетало Бертеги сильнее всего — не убийства, не трупы, не насилие, не нищета, а заброшенные, несчастные дети. Это была самая тяжелая часть его работы, к которой он так и не смог привыкнуть.
— Ты здесь живешь круглый год?
— Ну да…
— И твои родители сюда ни разу не приезжали?
Ребенок с серьезным видом отрицательно покачал головой.
Бертеги вздохнул.
— Скажи-ка, Жерар… ты любишь гулять по округе, да?
Вместо ответа ребенок улыбнулся. Одного зуба у него не хватало.
— А вчера вечером ты гулял?
— Да.
— Ты не заметил ничего странного? Может, что-то видел или слышал? Знаешь, такой шум… как будто кто-то крадется — человек или… животное?
— Животные вчера были нервные. Но это нормально.
— Нормально?
— Ну, сегодня же первый туман. В эти дни всегда так бывает. Хотя у нас тут он не такой густой.
Жерар обвел рукой окрестности, и Бертеги понял: эти равнины за чертой города по сравнению с ним представляли собой возвышенность, и туман как бы сползал отсюда на улицы Лавилля, чтобы там уже сгуститься. Ферма Моризо являлась как бы «промежуточной остановкой» для тумана, где он задерживался на пути к городу, но ненадолго.
— Значит, ничего странного? — повторил Бертеги.
— Это из-за Хосе вы спрашиваете? — спросил мальчишка с некоторой подозрительностью.
— Просто интересно, что такой глазастый мальчишка вроде тебя мог заметить… Может, кто-то из взрослых тоже прогуливался? Сосед, например?
Жерар пожал плечами.
— Нет. Да и потом, Хосе погиб не от руки соседа.
Он произнес это убежденным и слегка неестественным тоном — как говорят дети, когда воспроизводят фразы и отдельные выражения, услышанные по телевизору или в кино.
— Ах вот как? Тогда от чьей же руки?
— Я не имею права говорить…
Бертеги почувствовал, как кожа покрылась мурашками.
— Я тебе обещаю, что никому не скажу.
Жерар нерешительно покусал губы, водя глазами из стороны в сторону.
— А пушку покажешь? — наконец проговорил он.
Сами по себе эти слова могли вызвать улыбку, но, услышав их, Бертеги буквально оледенел. Немного поколебавшись, он откинул полу пиджака и продемонстрировал кобуру. Глаза мальчишки загорелись при виде выглядывающей из кожаного футляра рукоятки пистолета, и Бертеги попытался вспомнить, доводилось ли ему когда-нибудь видеть восхищение в детских глазах, устремленных на орудие убийства. И, хотя момент для этого был совсем неподходящий, он подумал: насколько же мир детства хрупок и уязвим, и как легко взрослые могут его разрушить или извратить.
Бертеги запахнул пиджак.
— А ты точно ничего не скажешь? — настойчиво спросил мальчишка.
— Обещаю и клянусь — я никому не скажу, что от тебя это услышал.
— О’кей.
Жерар глубоко вздохнул, потом подошел почти вплотную к Бертеги и прошептал:
— Это сделал призрак.
Комиссар нахмурился.
— Призрак?
— Да, новый…
Бертеги вдруг ощутил, что воздух стал прохладнее. Вечер уже наступил, и солнце почти опустилось за горизонт. Тени, вытянувшиеся у их ног, удлинились.
— Ага, значит, новый призрак, — повторил Бертеги, стараясь, чтобы его голос звучал естественно. — И что ты о нем знаешь?
— Ну, я о нем ничего не знаю… Это бабушка знает. Она их всех знает…
— Призраков?
Ребенок поморщился — так его раздосадовала непонятливость собеседника.
— Ну да, призраков. Это она с ними разговаривает. После аварии. Она их слышит. — Жерар посмотрел на комиссара. — Но от этого ни у кого нет никаких проблем, — добавил он, словно догадываясь, что его слова звучат все же не совсем… обычно. — Эти призраки добрые. Бабушка всегда так говорила: здесь, у нас на ферме, все призраки добрые. Поэтому здесь так хорошо…
— Но недавно появился новый призрак? — спросил Бертеги. Сейчас он был не вполне уверен в том, что этот разговор ему не снится.
— Да, — вздохнул мальчик. — Новый среди остальных. А может быть, он не с ними, а сам по себе. Потому что он злой.
— И как его зовут, этого нового?
— Я не знаю, как его по-настоящему зовут… Бабушка называет его «тень». Она говорит: «Темная тень».
После некоторого молчания Бертеги спросил:
— А ты не знаешь, с каких пор он здесь?
— Нет… но не очень давно. Кажется, бабушка его заметила несколько недель назад. Я много раз видел, как она стоит одна и разговаривает сама с собой. То есть это так кажется, что сама с собой, а на самом деле — с ними. С призраками…