— Я понимаю… — начал Дэнни, и в горле у него пересохло.
Ему захотелось, чтобы в комнате стало темно, черным-черно, тогда он перестанет ощущать на себе их взгляды. Господи.
Он глотнул из стакана:
— Я понимаю, сэр, что рост стоимости жизни сказывается на состоянии городской казны и поэтому финансирование скудное.
О’Мира кивнул.
— И я понимаю, сэр, что мы не частные лица, что мы служим обществу и дали клятву честно исполнять свои обязанности. И что нет призвания выше, чем служение обществу.
— Ничего нет выше, — подтвердил О’Мира.
Дэнни кивнул.
О’Мира смотрел на него. И все смотрели.
— Но… — Дэнни старался говорить, не повышая голоса. — Нам дали обещание, сэр, что наши зарплаты заморозят на период войны, но затем нас вознаградят за терпение: повысят ежегодный оклад на двести долларов, как только война кончится.
У Дэнни теперь хватило смелости оглядеть зал, посмотреть в эти глаза, которые так и впивались в него. Он надеялся, что никто не видит, как у него дрожат коленки.
— Сочувствую, — проговорил О’Мира. — В самом деле сочувствую, полисмен Коглин. Но повышение стоимости жизни — вещь вполне реальная. И город находится в стесненных обстоятельствах. Все очень туманно.
Дэнни собрался было сесть, но тут обнаружил, что ноги его не слушаются. Он снова посмотрел на О’Миру и буквально почувствовал то благородство, которое было растворено в крови этого человека. Он поймал взгляд Марка Дентона, и тот кивнул ему.
— Сэр, — произнес Дэнни, — мы не сомневаемся, что вы нам сочувствуете. И мы знаем, что городу трудно. — Он перевел дух. — Но обещание есть обещание, сэр. Штука именно в этом. Вы сказали, что все очень туманно. При всем уважении к вам вынужден заявить — это ясно как божий день. Пусть нелегко. Пусть даже трудно. Но ясно. Много прекрасных, храбрых ребят не могут свести концы с концами. И обещание есть обещание.
Никто не произнес ни слова. Никто не шелохнулся. Казалось, посреди зала упала неразорвавшаяся граната.
О’Мира встал. Перед ним поспешно расступались, пока он шел вдоль камина к Дэнни. Он протянул руку. Дэнни поставил пиво на каминную полку.
Старик не встряхнул его трясущуюся кисть, а просто крепко сжал.
— Обещание есть обещание, — повторил он.
— Да, сэр, — выдавил из себя Дэнни.
О’Мира кивнул, выпустил его руку и повернулся к залу. Дэнни почувствовал, как мгновение застыло, словно боги вплетают этот миг в ткань истории: Дэнни Коглин и Великий Человек стоят бок о бок и сзади потрескивает пламя.
О’Мира поднял свой стакан:
— Вы — гордость нашего великого города, ребята. И я горжусь, что называю себя одним из вас. И обещание есть обещание, это правда.
Дэнни ощутил спиной жар огня. Почувствовал ладонь О’Миры у себя на спине.
— Вы мне доверяете? — прокричал О’Мира. — Верите в меня?
Хор голосов:
— Да, сэр!
— Я вас не подведу. Не подведу.
Дэнни увидел, как она расцветает на всех лицах: любовь. Все ясно.
— Еще немного терпения, ребята, больше я ни о чем не прошу. Конечно, я понимаю, это жестокое требование. Понимаю. Но вы ведь отпустите своему старику еще чуть-чуть времени?
— Да, сэр!
О’Мира глубоко вдохнул и поднял свой стакан еще выше:
— За ребят из Бостонского управления полиции — вы лучшие представители нашей нации.
О’Мира осушил пинту одним долгим глотком. Все взорвались радостными криками и последовали его примеру. Марти Лири заказал всем еще, и Дэнни заметил, что они вдруг словно бы опять стали мальчишками, со своим братством, которое не в силах разрушить никакие беды.
О’Мира склонился к нему:
— Ты не похож на своего отца, сынок.
Дэнни непонимающе уставился на комиссара.
— У тебя сердце чище.
Дэнни не мог произнести ни слова.
О’Мира сжал его руку чуть выше локтя:
— Не продавай свое сердце, сынок. Назад его не выкупишь.
— Да, сэр.
О’Мира еще несколько долгих секунд сверлил его взглядом, а потом Марк Дентон протянул каждому из них по пинте, и ладонь О’Миры соскользнула с руки Дэнни.
Прикончив вторую пинту, О’Мира со всеми распрощался, и Дэнни с Марком Дентоном проводили его на улицу, под проливной дождь. Его водитель, сержант Рейд Харпер, вышел из машины и раскрыл над шефом зонтик. Он кивком поздоровался с Дэнни и Марком, открывая перед О’Мирой заднюю дверцу. Облокотившись на нее, комиссар повернулся к ним:
— Завтра с самого утра я поговорю с мэром Питерсом и организую встречу с Бостонским клубом в здании городского совета. Кто-нибудь из вас возражает против того, чтобы представлять ребят на этом совещании?
Дэнни глянул на Дентона, на мгновение задумавшись, слышит ли О’Мира, как у них стучит сердце.
— Нет, сэр.
— Нет, сэр.
— Что ж, тогда… — О’Мира протянул руку. — Позвольте мне вас обоих поблагодарить. От всей души.
Они обменялись с ним рукопожатиями.
— Вы — будущее Бостонского профсоюза полицейских, джентльмены. — Он мягко улыбнулся им. — Надеюсь, вы справитесь. А теперь идите, не мокните под дождем.
Он забрался в машину:
— Домой, Рейд, а то хозяйка подумает, что я ударился в загул.
Автомобиль отъехал; О’Мира помахал им через стекло.
Вода капала у них с волос, стекала сзади по шее.
— Господи Исусе, — промолвил Марк Дентон. — Господи Исусе, Коглин.
— Я знаю.
— Что ты знаешь? Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Там, в этом баре? Ты нас спас.
— Я не…
Дентон стиснул его в объятиях и поднял над тротуаром:
— Ты нас спас, черт побери!
Он закружил Дэнни над мостовой и радостно завопил. Оба они хохотали как безумные под дождем, и Дэнни невольно спросил себя, было ли ему когда-нибудь в жизни так хорошо.
Как-то вечером он встретился с Эдди Маккенной в баре гостиницы «Бакминстер».
— Ну, что ты нарыл?
— Все больше сближаюсь с Бишопом. Но он осторожничает.
Маккенна развел руками:
— Они подозревают, что ты «крот», как по-твоему?
— Я уже говорил, им это приходило в голову.
— Идеи новые есть?
Дэнни кивнул:
— Одна. Но рискованная.
— Насколько рискованная?
Дэнни вытащил записную книжку, точно такую же, как та, которой при нем пользовался Фраина. Пришлось обойти четыре канцелярских магазина, прежде чем он нашел подходящую. Дэнни передал книжку Маккенне.