Когда Диана закрывала досье, взгляд ее упал на короткую заметку, сделанную от руки на полях: «На чем основано такое лечение? Спросил у Ксавье. Ответа не получил».

Запись сделана наспех, наклонным почерком. В ней угадывались разочарование и раздражение. Она нахмурилась, снова внимательно прочла список медикаментов и дозировок и сразу поняла, как был поражен тот, кто написал эти слова. Диана знала, что клозапин назначают в тех случаях, когда остальные лекарства уже не эффективны. Но зачем клопиксол? При лечении тревожных состояний никогда не назначают одновременно анксиолитики и снотворные. Но в этом случае их прописали. Может, есть и другие отклонения, которых она не заметила, потому что не была ни психиатром, ни вообще врачом. Но зато их увидел тот, кто писал на полях. Судя по всему, Ксавье не удостоил его ответом. Удивленная Диана спросила себя, как, собственно, все это касается лично ее, потом сказала себе, что, в конце концов, речь идет о пациентах, за которых она отвечает. Прежде чем предпринимать какие-нибудь психотерапевтические меры, ей надо знать, зачем им прописали такой безумный коктейль. В досье говорилось о шизофреническом психозе, остром бредовом состоянии, о спутанности сознания, но не было ни одного уточнения.

Поинтересоваться у Ксавье? Но его уже спрашивали. Безуспешно. Она взяла предыдущие досье, внимательно, одну за другой, изучила подписи заведующих отделениями и аптекой и нашла то, что искала. Над одной подписью стояло: «Поступление задержано ввиду забастовки на транспорте». Она сравнила почерк. Форма букв была идентичной. Заметку на полях, несомненно, оставил тот, кто принимал медикаменты.

Его и надо расспросить в первую очередь.

Держа пачку досье под мышкой, Диана пошла по лестнице на третий этаж. Институтской аптекой заведовал мужчина лет тридцати в полинявших джинсах, белом халате и поношенных кедах. Он уже дня три не брился, а волосы на голове торчали непокорными вихрами. Глядя на круги у него под глазами, Диана решила, что вне пределов института он ведет интенсивную и веселую ночную жизнь.

Аптека располагалась в двух комнатах. Одна, заваленная бумагами и коробками, служила приемной и была оборудована конторкой и колокольчиком, в другой стояли запертые шкафы с медикаментами. Аптекарь, которого, судя по беджику на груди, звали Димитрием, глядел на нее, улыбаясь слишком широко.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отозвалась она. — Я хотела бы получить кое-какие разъяснения по поводу распределения лекарственных средств.

— Охотно. Вы ведь новый психолог?

— Так точно.

— Что же вы хотите узнать?

— Каков порядок распределения.

— Ага, — сказал он, поигрывая блестящей авторучкой, торчащей из кармана халата. — Идите сюда.

Она зашла за конторку. Он достал толстую тетрадь в картонной обложке, похожую на книгу счетов.

— Вот журнал, сюда заносятся все поступления и распределения медикаментов. Деятельность аптеки состоит, с одной стороны, в регистрации нужд института и отправке запросов, с другой — в хранении и распределении медикаментов по отделениям. У нас собственный бюджет. Запросы мы отправляем в среднем раз в месяц, но бывают и экстренные случаи.

— Кто, кроме вас, в курсе поступлений и распределений?

— Заглянуть в журнал может любой. Но все чеки по поставкам и распоряжения обязательно подписывает лично доктор Ксавье, либо Лиза, либо доктор Лепаж, главный врач. Кроме того, каждое лекарство имеет индивидуальный ярлык. — Он достал толстую папку и открыл ее. — Здесь перечислены все медикаменты, которыми пользуются в институте. Благодаря такой системе всегда точно известно, сколько препаратов в наличии. Затем медикаменты распределяют по отделениям. Бумаги подписывают заведующий и я.

Диана открыла досье, которое держала под мышкой, показала ему заметку на полях и спросила:

— Это ваш почерк?

Он нахмурился, слегка помедлил и ответил:

— Точно, мой.

— Похоже, вы не согласны с лечением, назначенным этому пациенту.

— Я… я не вижу смысла назначать одновременно два таких анксиолитика, как циклопентиксола ацетат и клозапин. Я… Этот вопрос, он немного специальный.

— Вы задали его доктору Ксавье?

— Да.

— Что он вам ответил?

— Что я аптечный чиновник, а не психиатр.

— Понятно. Здесь все пациенты получают такие сильнодействующие препараты?

— Большинство. Знаете, после многих лет почти все стали…

— Химиозависимыми, я знаю. Вы не будете против, если я загляну сюда? — Она указала на журнал поступлений и папку с ярлыками.

— Нет, пожалуйста. Садитесь и смотрите.

Аптекарь исчез в соседней комнате, и Диана услышала, что он кому-то звонит, понизив голос. Без сомнения, своей подружке. Обручального кольца на нем не наблюдалось. Она открыла журнал и принялась перелистывать страницы: январь, февраль, март, апрель…

Перечень лекарств за декабрь занимал две страницы. На второй ее внимание привлекла запись, сделанная посередине: «Доставка в отделение Ксавье». Датировано седьмым декабря. Список состоял из трех названий медикаментов. Ни одного из них она не знала, но точно была в курсе, что они не принадлежат к психотропным препаратам. Из чистого любопытства записав их в блокнот, Диана позвала Димитрия.

— Я люблю тебя, — тихо прошептал он кому-то и появился на пороге.

— Что это за препараты?

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Я этого не подписывал, в это время был в отпуске. — Димитрий порылся в папках с ярлыками и нахмурился. — Ого, любопытно! На эти три препарата нет ярлыков, хотя накладные в порядке. Может, тот, кто заполнял журнал, не знал, как правильно это делать.

Теперь пришла очередь Дианы пожать плечами.

— Ну и ладно. Это неважно.

20

Они собрались в том же зале, что и в прошлый раз. Пришли Циглер, Сервас, капитан Майяр, Симон Пропп, Марсьяль Конфьян и Кати д’Юмьер. По предложению Серваса Циглер кратко изложила факты. Мартен отметил, что она подала все таким образом, что он оказался вне критики за необдуманность решений. Более того, Ирен даже повинилась в том, что, не приняв во внимание погодные условия, опрометчиво села на мотоцикл. Затем она обратила всеобщее внимание на деталь, объединяющую последнее преступление с предыдущими: факт повешения. Однако самоубийц Циглер не упомянула. Напротив, она подчеркнула, что Гримм и Перро когда-то были объектами жалобы на сексуальный шантаж и что в это был замешан Шаперон и еще четвертый из друзей, умерший два года назад.

— Шаперон? — изумленно спросила Кати д’Юмьер. — Никогда об этом не слышала.

— По словам Сен-Сира, эта история произошла более двадцати лет назад, — вмешался Сервас. — Задолго до того, когда господин мэр выдвинул свою кандидатуру на выборы. Да и забрали жалобу почти сразу. — Он повторил все, что ему рассказывал Сен-Сир.