Прокурор скептически взглянула на него и спросила:
— Вы полагаете, здесь есть какая-то связь? Пьяная девчонка, четверо парней, тоже явно нетрезвых, несколько компрометирующих снимков… Я далека от того, чтобы защищать подобное поведение, но думаю, что это дело яйца выеденного не стоит.
— Сен-Сир говорил, что вокруг этой четверки ходили и другие слухи, — сказал Сервас.
— Какие же?
— Да все эти истории похожи одна на другую. Сексуальные правонарушения… В пьяном виде парни зверели и подвергали женщин насилию. Говорят, были и еще жалобы, помимо той, но их также быстро отозвали. В домике Гримма мы нашли черный плащ с капюшоном и сапоги, те же или очень похожие на те, что были на его трупе.
Сервас по опыту знал, что прокурорам и следователям из этой структуры не следует выдавать слишком много информации, если она не подтверждена четкими доказательствами, поскольку они имеют тенденцию высказывать принципиальные возражения там, где таковые вовсе не требуются. Короче, он не стал настаивать и углубляться в эту версию.
— По словам Сен-Сира, Гримм, Перро, Шаперон и их друг Мурран составляли в молодости неразлучную четверку. Мы обнаружили также, что все четверо носили одинаковые кольца. Такое было на отрубленном пальце Гримма.
Конфьян нахмурил брови, посмотрел на присутствующих изумленным взглядом и сказал:
— Не понимаю, каким образом история с кольцами связана с убийствами.
— Можно предположить, что мы имеем дело с опознавательными знаками, — отозвалась Циглер.
— С опознавательными знаками? А что они помогают распознать?
— На данном этапе расследования сказать трудно. — Циглер метнула в Конфьяна злой взгляд.
— У Перро не наблюдалось отрубленного пальца, — заявила Кати д’Юмьер с изрядной долей скептицизма.
— Так точно. Но майор Сервас нашел фото, где ясно видно, что в то время Перро тоже носил кольцо. Если убийца не отрубил ему пальца, то явно потому, что Перро снял кольцо.
Сервас оглядел присутствующих. В глубине души он сознавал, что они на верном пути. Что-то вот-вот должно выйти на поверхность, прямо как корни из земли. Что-то черное и леденящее.
В нагромождении всей этой жути — капюшонов, колец, отрубленных и неотрубленных пальцев — крошечными вкраплениями попадались следы, оставленные убийцей.
— Очевидно, что мы недостаточно вникли в жизнь этих людей, — неожиданно вмешался Конфьян. — Если бы мы этим занялись, вместо того чтобы сосредоточиваться на институте, то успели бы вовремя отреагировать. Я имею в виду случай с Перро.
Все сразу поняли, что «мы» было чисто теоретическим. Он, конечно же, хотел сказать «вы» и адресовался к Циглер и Сервасу. Все же Сервас задал себе вопрос: уж не прав ли Конфьян хотя бы на этот раз?
— Во всяком случае, две жертвы фигурировали в жалобе и носили кольца, — не сдавался он. — Эти совпадения нельзя игнорировать. Третий фигурант жалобы, который пока еще жив, — это Ролан Шаперон.
Он заметил, как побледнела прокурор.
— В этом случае имеется приоритет, — с трудом выдавила она.
— Да. Мы должны, не теряя ни минуты, принять все меры к тому, чтобы взять его под охрану полиции. — Сервас посмотрел на часы. — Я настаиваю на том, чтобы закрыть заседание.
Первый заместитель мэра Сен-Мартена бросил на них взгляд, в котором, как гвоздь в башмаке, засела тревога.
Он был бледен как смерть, все время нервно вертел авторучку и сразу заявил:
— Мэр со вчерашнего утра недоступен. Мы очень этим обеспокоены, учитывая все последние события.
Циглер кивнула и спросила:
— Вы не представляете, где его искать?
— Не имею ни малейшего понятия. — Член муниципального собрания глядел затравленно.
— Не знаете никого, к кому он мог бы отправиться?
— У него сестра в Бордо. Я ей звонил. Никаких известий о нем. Бывшая жена тоже ничего не знает.
Взгляд заместителя мэра нерешительно и испуганно перебегал с одного лица на другое, словно следующей жертвой должен был стать именно он.
— Если у вас будет хоть малейшая информация, позвоните сразу же. — Циглер протянула ему свою визитку. — Даже если она покажется вам неважной.
Шестнадцатью минутами позже они припарковались возле разливочной фабрики, где Сервас побывал два дня назад. Ролан Шаперон являлся ее директором и владельцем. Низкое здание в стиле модерн окружал высокий забор с колючей проволокой наверху. На стоянке грузовики дожидались загрузки бутылками. Внутри стоял адский грохот. Как и в прошлый раз, Сервас увидел конвейер, где бутылки прополаскивались струей чистой воды и направлялись к кранам для заливки, потом их запечатывали и наклеивали этикетки, причем все происходило без малейшего вмешательства человека. Рабочие только контролировали каждую операцию. Посетители по металлической лестнице поднялись в застекленную будку, изолированную от дирекции. Тот же косматый и небритый тип, который принимал Серваса в прошлый раз, глядел на них с подозрением и грыз фисташки.
— Что-то случилось, — сказал он, бросив скорлупу в корзину. — Ролан не явился на фабрику ни вчера, ни сегодня. Отсутствовать, не предупредив, — это не в его стиле. В связи со всеми последними событиями… не понимаю, почему до сих пор не выставлены посты на дорогах. Чего вы ждете? Вот если бы я был сыщиком или жандармом…
В будке витал такой резкий запах пота, что Циглер зажала нос.
Она оглядела огромные темные пятна, выступившие у небритого типа на синей рубашке под мышками, и резко сказала:
— Но вы не тот и не другой. Кстати, у вас есть соображения, где он может быть?
Толстяк пальнул в нее таким взглядом, что Сервас не смог удержаться от улыбки. Наверное, здесь многие считают, что городские жители не способны мыслить логически.
— Нет. Ролан не из тех, кто распространяется о своей частной жизни. Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы узнали о его разводе. Он никогда не говорил о трудностях, с которыми столкнулась его половина.
— «Трудности, с которыми столкнулась его половина»… — повторила Циглер с нескрываемым сарказмом. — Прекрасно сказано.
— Поехали к нему, — сказал Сервас, усаживаясь в машину. — Если его там нет, придется перевернуть весь дом. Позвони Конфьяну и запроси санкцию на обыск.
Циглер достала телефон, набрала номер и сообщила:
— Не отвечает.
Сервас на миг оторвался от дороги. Облака, набухшие дождем и снегом, плыли по темному небу как предвестники смерти. День клонился к вечеру.
— Тем хуже. Времени больше нет. Что-то должно случиться.
Эсперандье слушал «The Stations» в исполнении «Gutter Twins», когда Марго Сервас вышла из лицея. Сидя в полумраке машины без номеров, он обвел глазами толпу подростков, высыпавших из входной двери. Чтобы ее узнать, ему понадобилось не больше десяти секунд. Дочь Мартена в этот день была в кожаной куртке, черные волосы забраны фиолетовыми резинками, на длинных ногах красовались полосатые шорты, сетчатые леггинсы и толстые меховые гетры, словно она явилась в лицей прямо с лыжни. Она выделялась так же резко, как какой-нибудь охотник за черепами на светском ужине. Эсперандье сразу подумал о Самире. Нащупав на пассажирском сиденье свой цифровой фотоаппарат, он нажал кнопку «диктофон» на айфоне, который в наушниках озвучивал альбом «Сатурналия».