— Откуда вы звоните?
— Хельсингборг. Я уже говорила с кем-то из ваших сотрудников, и мне посоветовали позвонить вам.
— Да.
— Я ее приемная мать… была приемной матерью. Лучше сказать, одной из них.
— Говорите только про себя. Вы узнали Хелену Андерсен?
— Да…
— Как?
— По фотографии в местной газете… и по ТВ… Я подумала, что это Хелена… Я живу в Хельсингборге, — добавила она после паузы.
— Когда вы в последний раз ее видели?
— О… прошло уже много лет.
— Как много?
— Мы не виделись… сейчас соображу… это было еще до смерти Юханнеса. Моего мужа. Хелена уехала отсюда, думаю, двенадцать лет назад. У меня где-то есть бумаги, могу поискать.
— Но вы узнали ее по фотографиям в газете?
— Да… Я знала, что у нее ребенок… девочка. Они так похожи…
— Я хочу, чтобы вы приехали сюда, госпожа Кейсер. Сможете?
— Чтобы я приехала в Гетеборг?
— Да.
— Я уже в годах… но, конечно, могу, если это так уж нужно.
Винтер посмотрел на часы.
— Сейчас еще рано. Садитесь на первый же поезд. Мы закажем вам билеты и гостиницу. Вас встретят на вокзале.
— У меня есть знакомые в Гетеборге.
— Как вам будет угодно, госпожа Кейсер.
Он начал отслеживать ретроспективный след. Даже много следов. Достаточно много, чтобы начал выстраиваться более или менее внятный рисунок.
Биргерссон и Велльман предоставили в его распоряжение достаточно людей, чтобы быстро обработать все доступные архивы и задать нужные вопросы. «Мы сражаемся со временем, — сказал Биргерссон. — Убийца убийцей, но в первую очередь найдите девочку».
— Это одно и то же, — ответил Винтер.
Итак, Хелена воспитывалась в трех семьях. Насколько известно, об ее удочерении речь даже не шла. В первый раз она попала в детский дом в четырехлетием возрасте. Кто-то оставил ее в Сальгренска в тяжелом состоянии: запущенная пневмония, которая могла привести к смертельному исходу. Ее положили на кушетке в пустой комнате для посетителей. Никаких записок, никаких просьб. Только крошечная девчушка, иногда вскрикивающая в забытьи.
Все это было им теперь известно. Девочка несколько недель не могла говорить, и далеко не сразу удалось выяснить, что зовут ее Хелена Делльмар, а маму — Бригитта Делльмар.
Мама с дочкой за три недели до этого исчезли из своей квартиры на площади в Фролунде.
После них в квартире сменилось тринадцать жильцов.
Бригитта Делльмар была известна полиции — числилась в уголовном регистре. Ее задержали за мошенничество в 1968 году, но отпустили за недостатком улик. Имя упоминалось в связи с ограблением Торгового банка в Йончёпинге. Но следствие интересовали только ее взаимоотношения с одним из возможных грабителей. Однако тот, как выяснилось, сидел в тюрьме за другое ограбление и к йончёпингскому делу был непричастен.
Свен Юханссон. Свенов Юханссонов в Швеции не меньше, чем Джонов Смитов в Англии, подумал Винтер, перебирая принесенные Меллерстрёмом бумаги.
И имя, и фамилия — из самых распространенных.
Свен Юханссон. Умер от рака легких семь лет назад. Отец Хелены? Но почему тогда Андерсен? Они еще не нашли третью приемную семью Хелены. Может быть, те и дали ей фамилию Андерсен?
Мать исчезла и никогда больше не появлялась. Бригитта Делльмар. История повторяется. Странно, но так случается довольно часто. Дочери матерей-одиночек рожают детей от мужчин, которые потом исчезают. Что значит — исчезают… «Найдем, — подумал Винтер. — Нельзя бесследно исчезнуть. Мы находим всех, кого ищем. Нашли Хелену, узнали, кто ее мать. Найдем и мать, и отца, и мужа. Отца Йенни. И найдем Йенни. А что случилось с Бригиттой Делльмар? Как она исчезла? При каких обстоятельствах? Скоро узнаем…» Это и есть работа полиции — искать. Его работа. Виртуальная охота в далеком прошлом.
— Высоко, — сказал Хальдерс, стоя у окна в гостиной. — Пока долетишь до мостовой…
— Голова кружится?
— Да. У меня всегда башка кружится, когда смотрю на Хеден.
— Скверные воспоминания?
— Скверное чувство мяча. — Он отвернулся от окна. Анета Джанали присела на корточки у стереосистемы. — Ты сюда недавно переехала?
— Да, а что?
— Если нужна какая-то помощь… только скажи. После травмы…
— Я же не ношу ящики в зубах, Фредрик.
— Кто тебя знает…
— А ты какую музыку слушаешь, когда хочешь расслабиться?
— Я не расслабляюсь.
— А что ты слушаешь, когда не расслабляешься?
— Занял у Винтера пару дисков с джазом, но быстро устал. А он не устает.
— Может, и нет.
— Хотя выглядит усталым.
— А ты когда последний раз смотрела в зеркало?
— Видел Винтера на той неделе в ресторане с Бюловым. Темнит он что-то.
— Кто это — Бюлов?
— Журналист из «ГТ». Вечно крутится у нас в управлении с важным видом.
— Как и ты.
— Вот именно. Как и я.
— А что ты-то делал в ресторане?
— Расслаблялся, — сказал Хальдерс. — Дома я не расслабляюсь. Только в ресторанах.
— Недешевый способ.
— А Винтер не расслаблялся.
— Ты все время говоришь об Эрике.
— А ты на прическу его обратила внимание?
— Кончай, Фредрик.
— Вылитый рокер, мать его… из этих, знаешь — тяжелый рок.
— Ты просто завидуешь.
— Завидую?
— Завидуешь его волосам… — Анета посмотрела на блестящий череп Хальдерса, и ей захотелось пустить на него солнечный зайчик.
— Я завидую? Если захочу, могу отрастить волосы, как у… пуделя.
— Еще бы!.. Так это, значит, твоя музыка — тяжелый рок? Ничего не могу вспомнить, кроме «Роллинг Стоунз».
— А джаза у тебя нет?
— Нет.
— Вот и хорошо.
— Ну скажи же, что тебе нравится, Фредрик?
— Какая разница?
— Любопытно.
— Ты наверняка думаешь, что меня колышет белая музыка? «ВАМ»? [23]
— Да… когда ты расслабляешься.
— Ты, я смотрю, и в самом деле любопытна.