Камохин едва не налетел на детскую коляску. Старомодную, с маленькими колесиками и низкой посадкой. Похожую, скорее, на уродливую тележку с откидным верхом. Коляска не упала вниз только потому, что зацепилась за что-то ручкой. На днище виден был треугольный штамп: «Фабрика «Заветы Октября» 1953 г.». Рядом с коляской валялась раздавленная детская погремушка. Не пластиковая, как сейчас, а деревянная.
Они находились в толще времени. В законсервированном прошлом. Куда никто никогда не заглядывал с тех самых пор, как была сделана эта закладка. И вот теперь киберпауки возводили чудовищного колосса, пронзающего пространство и время. Может быть, в этом, несмотря ни на что, все же был какой-то смысл?..
– Ну так что? Лезем дальше? – окликнул Камохина Брейгель.
Камохин с досадой цокнул языком.
Определенно, им не хватало парочки умников. Задавать вопросы, пообщавшись с профессорами, они научились. А вот находить на них ответы не очень-то получается. Орсон как-то раз сказал, что человеческая память похожа на мусорную кучу. Вся информация свалена в ней совершенно бессистемно. В нужный момент ты пронзаешь эту кучу остро заточенной шпагой мысли и вытаскиваешь все, что оказалось на нее наколотым. И чем больше эта куча, тем больше шансов, что попадется что-нибудь дельное. Камохинская куча была явно маловата для того, чтобы понять, что же происходит в аномальной зоне номер сорок пять. Вот это он как раз понимал…
– Игорь, – снова окликнул его Брейгель. – Что ты там нашел?
– Ничего, – тряхнул головой Камохин и повернул назад.
– Ну, я лезу выше?
– Может, поискать другой путь? – Камохин на ходу махнул фонарем себе за спину.
– А чем этот плох? – указал вверх Брейгель.
В принципе, Ян был прав. Им нужно было выбраться на поверхность. Путь вдоль стоящего строго вертикально гигантского монумента был самый короткий. Все верно. Но что-то смущало Камохина. Не то чтобы внушало опасение, а будто пронзало душу острой иголкой сомнения. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Что-то они проглядели. Потому что рядом с ними не было их ученых собратьев, которые уж точно что-нибудь да вынюхали бы. Эта парочка профессоров всяческие ненормальности едва ли не кожей улавливает. Как рыбы водный поток. Когда они рядом, кажется, что с ними одна только морока. А вот когда их нет, оказывается, что без них-то как раз и не обойтись…
По стене пробежал киберпаук. На секунду замер, оказавшись в круге света. И – исчез. Обычное дело для киберпаука.
– И-горь! – Брейгель пощелкал пальцами, едва не задев кончик носа Камохина. – С тобой все в порядке?
– Все нормально, – поморщившись, как от назойливой мухи, отмахнулся стрелок.
– Точно? А то вид у тебя какой-то нездорово задумчивый.
– Наверное, съел чего-нибудь, – усмехнулся довольно кисло Камохин.
– Ну, так я полез?
– Да, – торопливо кивнул Камохин.
И снова поморщился.
Ему так и не удалось избавиться от странного, не дающего покоя ощущения, будто в какой-то момент, который он, как назло, упустил, что-то пошло не так… Или – не в ту сторону?..
Брейгель хлопнул приятеля по плечу, подхватил с пола вакуумные захваты, подбежал к краю прохода и, резко подавшись вперед, сразу оба припечатал к гигантской голени.
Подсвечивая аккуратно фонарем, чтобы не ослепить Брейгеля, Камохин наблюдал за тем, как быстро и ловко Ян карабкается по ноге колосса, пронзающего пространство и время.
Камохин натянуто усмехнулся.
И вдруг понял, что за мысль не давала ему покоя.
Огромная мусорная свалка, зримо соединившая в себе три пространственные координаты и одну временную…
И гигантская статуя, вросшая в этот пространственно-временной монолит…
Изменение одного из векторов неизбежно влечет за собой изменение трех остальных…
Значит…
Что все это может значить?..
К примеру, то, что колосс стоит вовсе не вертикально, как им кажется…
Следовательно, карабкаясь по нему, они никогда не выберутся наверх…
Камохин почесал пальцем висок. Интересно, что бы сказал на это Док-Вик?..
На это раз подъем до очередного прохода занял у Брейгеля больше времени. В тот момент, когда на ноге, по которой он лез, появился выступ, похожий на колено, стрелок даже подумал о том, что, возможно, они ошиблись в своих расчетах. Что, если проходы, ведущие из глубин мусорной свалки к телу гигантской статуи, вовсе не чередуются с определенной последовательностью?.. Собственно, в этом не было ничего страшного. Это означало лишь то, что ему придется лезть до самого верха…
И тут он почувствовал, что за спиной пустота.
Подтянувшись, Брейгель сел на краю, свесив ноги, и отлепил зажимы от статуи.
Сзади кто-то крепко схватил его за шею и повалил на спину. Сильные пальцы профессионально сдавили горло.
24 июня. День
Орсон оторвался от микроскопа, откинулся на спинку стула, запрокинул голову и потер пальцами уставшие глаза.
– Ну, как? – спросил Игорь Петрович, на другом конце стола занимавшийся приготовлением образцов.
– Разрешения маловато, – устало произнес Орсон. – Какие-то пластинчатые структуры просматриваются, но рассмотреть их как следует не удается… А где Вик?
– Семен Семенович повел его в оранжерею, – едва заметно улыбнулся Игорь Петрович. – Надеется, что Виктор поможет ему решить пару технических вопросов, с которыми ему самому не удается справиться.
– Вик – теоретик.
Игорь Петрович молча развел руками.
Он-то прекрасно понимал, что консультация по каким-то там техническим вопросам была только предлогом, за которым скрывалось желание Поперекина похвалиться своим огородом. Но сомневался, поймет ли это англичанин. Когда Самсонов с гордостью продемонстрировал Орсону свою коптильню и ловушки для голубей, биолог вовсе не пришел в восторг от увиденного. Все почему-то подумали, что англичанину не понравилось жестокое обращение с птицами. Хотя на самом деле Орсона встревожил вопрос гигиены.
Игорь Петрович и Крис занимались исследованием грязи, служившей средой обитания наноботов. Браться за изучение самих наноботов нечего было и думать – единственный микроскоп, имевшийся в распоряжении исследователей, не позволял даже как следует их рассмотреть. Однако, несмотря на скудность средств, имевшихся в их распоряжении, Кузякину с Орсоном удалось добиться некоторых успехов в изучении среды обитания наноботов. Они пошли тем путем, который предложил Орсон. Высушили грязь и перетерли ее в мельчайшую, мелкодисперсную пыль. Под микроскопом сразу же стали отчетливо видны короткие отрезки пластичных волокон, цепляющихся друг за друга в совершенно произвольной последовательности. Именно они, по всей видимости, и придавали устойчивость и объем формам, образующимся из полужидкой грязи. Но как именно это происходило, каким образом подавалась команда к единому, слаженному взаимодействию огромного множества разрозненных отрезков? На эти вопросы ответы пока даже не намечались.