– Ты мне не сосед. Ты мертвец. Катись от меня ко всем чертям.
Правый уголок его рта приподнялся в улыбке.
– В прошлый раз, когда мы были вместе, ты не очень-то рвалась расставаться.
Сердце ее колотилось так громко, что она подумала, не заглушит ли оно ее слова:
– Я не знала, что ты…
– Настолько хорош в постели?
– Со мной такого никогда раньше не случалось, – попыталась оправдаться она. – Ничего похожего на то, чтобы я напивалась допьяна с мертвецами и прыгала к ним в постель.
Кривая улыбка исчезла с его лица.
– У меня такое тоже впервые было. Все это – внове.
Интересно, она единственная из живых, кто способен вступить с ним в контакт? Страх ее тут же был вытеснен жутким любопытством. Может, она разузнает, как все это получается? Может, это как-то связано с ее даром видения? Она села на самый краешек дивана на тот случай, если понадобится быстро бежать.
– Давай выясним начистоту. Никто-никто больше тебя не видит? Вся эта затея с привидением не твой обычный трюк?
Сунув руки в карманы штанов, он перешагнул через битое стекло и обошел коробку.
– В свое время я наделал достаточно шума, чтобы удержать одну пару от покупки дома. Риелтор свалил все на голубей и крыс или на какую-то другую ерунду. Маленький мальчик внизу видит Оскара, а меня нет. Только представь. Родители убеждают малыша не гладить странных собак. Знали б они, насколько странных!
– А почему я тебя вижу? Это как-то со мной связано? Или с тобой? Или с этим зданием? Как мы могли…
– Делать, как кролики?
Бернадетт насупилась:
– Я совсем не то хотела сказать, но… да. Как?
– Я понятия не имею, зачем или как. Зато знаю, что это было волшебно. Надеюсь, ты не отвергнешь меня. Прошу, не отталкивай меня. Я был так одинок, а теперь есть кто-то, кто меня видит, говорит со мной, дотрагивается до меня.
Она скрестила руки перед собой.
– Мы не можем… Я не могу позволить такому случиться еще раз.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его. Указал большим пальцем на кресло справа от дивана:
– Ты позволишь?
– Валяй.
– Весьма признателен. – Он плюхнулся на сиденье.
– А что значит все это хождение сквозь дверь, или материализация, или как оно там? Было время, когда ты не считал за труд постучать.
Он дважды постучал согнутым пальцем по крышке кофейного столика.
– Нравится?
– Весело.
Он забросил ногу на ногу. На коленях появился Оскар. Авги погладил псу спинку.
– Плохая собака. Тебе следовало сначала постучать.
Бернадетт уставилась на таксу.
– Как ты заставляешь пса проделывать такое? Так вот появляться?
Авги пропустил ее вопрос мимо ушей и обвел взглядом квартиру.
– Такое впечатление, что ты обживаешься. Мило. Мотоцикл – уникальный дизайнерский штрих обстановки. Прежде я его не замечал.
– Это кроссовый мотоцикл.
– Надо было мне тоже достать для своего дома. Занимательнее, чем рояль.
– Твой дом. Что будет, когда его продадут? Куда вам с Оскаром тогда придется идти?
Он перестал гладить таксу и расцвел озорной улыбкой:
– Никто никогда ни за что не захочет покупать мою домушку. Даю гарантию.
Не хотела, а заулыбалась вместе с ним:
– Ты вредный.
– Может, как раз поэтому я и торчу тут.
Неожиданно в голове у нее зашевелилось больше десятка вопросов. Про жизнь и смерть, про ангелов и дьявола. Из общей кучи вылез один, самый-самый. Она должна была его задать, даром что страшилась ответа.
– Ты его видел?
Он сдвинул брови:
– Кого?
Бернадетт тут же пожалела, что спросила: лучше бы ей не знать вовсе.
– Забудь.
– Твоего Майкла?
У нее живот подвело – Авги знал имя ее мужа. Она подалась вперед, терзаясь жаждой подробностей.
– Ему покойно? Доволен? Как ему там? Он в месте получше?
– Откуда мне знать? Я торчу тут. Если только многое не переменилось с тех пор, когда я был в воскресной школе, пакгауз с видом на реку Миссисипи нельзя назвать раем. Я сам в ожидании этого «места получше».
– Тебе слишком много известно про меня и про дело. Ты знал, как зовут моего мужа. Откуда ты узнал его имя?
– Слушай, – зашипел он, теряя терпение от ее вопросов, – есть много того, чего я не знаю, и много того, что знаю.
– Как? Ты должен обладать видением потусторонней жизни.
– Почему это я должен?
Бернадетт соскочила с дивана.
– Потому что ты дух, ты призрак, ты полтергейст, ты… зови себя как хочешь! Как ты сам себя называешь?
– «Мертвец». Твоя терминология. Прекрасно меня устраивает.
Бернадетт обошла диван и направилась на кухню, распахнула дверцу холодильника и оперлась одной рукой о дверцу. Она молила, чтобы он пропал к тому времени, когда она обернется. Достала бутылку пива.
– Я с тремя такими управлюсь, – крикнул он ей.
– Мертвеца мучит жажда, – пробормотала она, доставая еще две бутылки и снимая открывалку-магнитик с холодильника. Все это она шваркнула на низенький столик перед диваном.
– «Сент-Польское», – прочел он этикетку, ухватив одну бутылку и откупорив ее. – Превосходно. Вот что я выбрал бы для выпивки напоследок… если бы эти кровожадные животные позволили мне напоследок выпить.
Она села на диван и смотрела, как он, пыхтя, присосался к бутылке. Через зеленое стекло ей было видно: пиво исчезает с каждым его глотком.
– Как это так получается?
Он поставил наполовину опустошенную бутылку на стол и сдержал отрыжку.
– Что?
Прежде чем ответить, она взяла бутылку, сковырнула крышку и сделала долгий глоток. Держала бутылку на коленях, сунув ее меж ног.
– Как ты пьешь, если ты мертвый, и как насчет еды? Псу твоему нужно какать. У тебя был с собой пакетик для какашек, когда мы познакомились.
Оскар глянул на бутылки на столе и заскулил. Авги взял пиво, налил себе в пригоршню и предложил четвероногому приятелю. Такса принялась лакать.
– Алкотакс.
– Август, – сказала Бернадетт. – Авги. Как это получается? Как ты такое делаешь?
Он вытер руку о штаны.
– Уточни. Что значит – «такое»?
– Как ты осветил для меня свою квартиру?