Его слова звучали как удары хлыста, и никто не пытался его прервать.
— Я давно привык к клевете, — продолжал Цезарь тем же спокойным, но осуждающим тоном, — но не собираюсь стоять в стороне, пока кто-то платит ничтожествам вроде Курия за то, чтобы мое имя трепали в связи с позорным делом, к которому я не имею никакого отношения! Ибо кто-то платит ему! И когда я узнаю, кто это, сенаторы, они заплатят мне! Вы все сидите здесь, такие умные и замечательные, как курицы на насесте, смакуя омерзительные детали так называемого заговора, а в это время другие курицы устраивают куда более злобный заговор, цель которого — уничтожить меня и мое доброе имя! Втоптать в грязь мое dignitas! — Он вздохнул. — Без dignitas я — ничто! И я предупреждаю каждого из вас: не трогайте мое dignitas! Чтобы защитить его, я разнесу это уважаемое здание вместе с вами! Я сдвину горы, взгромоздив Пелион на Оссу, и украду у Зевса гром, чтобы поразить всех вас! Не испытывайте моего терпения, почтенные отцы, ибо говорю вам сейчас: я — не Катилина! Если бы заговор организовал я, вы были бы уже свергнуты!
Он повернулся к Цицерону.
— Марк Туллий Цицерон, в последний раз тебя спрашиваю: оказал ли я тебе помощь в раскрытии этого заговора? Да или нет?
Цицерон сглотнул. Палата застыла в абсолютной тишине. Никто никогда не видел ничего подобного, и теперь никто не хотел привлекать к себе внимание. Даже Катон.
— Да, Гай Юлий, ты помог мне, — наконец проговорил Цицерон.
— Тогда, — сказал Цезарь уже спокойнее, — я требую, чтобы эта Палата не заплатила Квинту Курию ни одного сестерция из обещанной ему награды. Квинт Курий солгал. Он не заслуживает уважения.
И такой страх охватил каждого сенатора, что Палата единодушно согласилась не платить Квинту Курию. Вперед вышел Клодий.
— Почтенные отцы, — громко обратился он к сенаторам, — прошу прощения за вмешательство, но я должен просить многоуважаемого Гая Юлия Цезаря пройти со мною в суд Луция Новия Нигера, как только он сможет.
Уже собираясь сесть, Цезарь бросил взгляд на ошеломленного Силана.
— Старший консул, мне кажется, я нужен везде. И подозреваю, что по одному и тому же делу. В таком случае помни о том, что я сказал. Помни каждое слово! Прошу меня извинить.
— Я извиняю тебя, — прошептал Силан, — и всех вас.
И получилось так, что, когда Цезарь покинул курию Гостилия вместе с Клодием, все сенаторы устремились вслед за ними.
— Это была самая лучшая взбучка, какую я наблюдал! — сказал Клодий, немного запыхавшись. — Сенаторы, наверное, обделались от страха!
— Не городи ерунды, Клодий. Скажи мне лучше, что случилось в суде Нигера? — резко прервал его Цезарь.
Клодий рассказал все. Цезарь остановился.
— Ликтор Фабий! — крикнул он своему старшему ликтору, который вместе с остальными пятью шел впереди настроенного воинственно Цезаря.
Все шестеро остановились и получили указания.
Цезарь спустился к суду Новия Нигера, расшвыривая на ходу любопытных. Он прошел прямо сквозь ряды присяжных туда, где стоял Луций Веттий с письмом в руке.
— Ликторы, арестуйте этого человека!
Вместе с письмом Луций Веттий был арестован. Его повели от суда Новия Нигера к трибуналу городского претора.
Новий Нигер так быстро вскочил на ноги, что его дорогостоящее кресло опрокинулось.
— Что все это значит? — визгнул он.
— Что ты о себе вообразил?! — взревел Цезарь.
Все отпрянули, присяжные смущенно зашевелились.
— Что ты о себе вообразил? — повторил Цезарь помягче, голосом, слышным на другой стороне Форума. — Как смеешь ты, магистрат в ранге эдила, принимать иск против магистрата, стоящего выше тебя по должности? И что еще хуже, от оплачиваемого информатора? Кем ты себя считаешь? Если ты не знаешь, Новий, тогда я тебе скажу. Ты — юридический невежда, который имеет право быть председателем римского суда не больше, чем самая грязная проститутка, которая гоняется за клиентами возле храма Венеры Эруцины! Неужели ты не понимаешь, что это неслыханно для младшего магистрата — судить своего старшего коллегу? То, что ты по своей глупости говорил этому куску дерьма Веттию, заслуживает привлечения к суду самого тебя! Ты, обыкновенный эдил, пытаешься судить в твоем суде меня, городского претора? Смелые слова, Новий, но их невозможно претворить в жизнь. Если у тебя есть причина верить, что магистрат старше тебя по должности вовлечен в криминал, ты должен прервать слушание и передать все дело в суд равных тому старшему магистрату. И поскольку я — городской претор, ты должен идти к консулу, у которого фасции на этот месяц.
Жадная до новостей толпа ловила каждое слово, а Новий Нигер стоял с пепельным лицом. Его надежды на будущее консульство таяли на глазах.
— Ты передашь дело в суд равных твоему старшему коллеге, Новий. Ты не смеешь продолжать слушать это дело в твоем суде! Ты не смеешь принимать свидетельства против твоего старшего коллеги, да еще с улыбкой от уха до уха! Ты выставляешь меня перед этими людьми, словно у тебя есть право на это! Ты не имеешь такого права! Слышишь? Ты не имеешь права! Какой прецедент ты создаешь? Этого ли старшие коллеги должны ожидать от своих младших коллег в будущем?
Новий Нигер протянул руку, как бы умоляя. Он облизнул губы и попытался заговорить.
— Молчи, негодяй! — крикнул Цезарь. — Луций Новий Нигер! Дабы напомнить тебе и всем другим младшим магистратам, где их место в римской схеме общественных обязанностей, я, Гай Юлий Цезарь, городской претор, приговариваю тебя к восьми дням тюрьмы. Этого срока должно быть достаточно, чтобы ты сообразил, где твое место, и подумал о том, как убедить Сенат Рима позволить тебе продолжить быть судьей в этом специальном суде. Ты ни на секунду не покинешь своей камеры. Тебе не разрешат приносить еду, видеться с семьей. Тебе не позволят ни читать, ни писать. И так как я знаю, что ни одна камера в тюрьме не имеет двери, тем более такой двери, которая запирается, ты добровольно будешь делать то, что тебе говорят. И в те часы, когда тебя не будут охранять ликторы, тебя будет сторожить половина Рима. — Внезапно Цезарь кивнул судебным ликторам: — Отведите вашего господина в тюрьму и посадите его в самую неудобную камеру, какую найдете. И следите за ним, пока я не пришлю ликторов вам на смену. Хлеб и вода, больше ничего. С наступлением темноты — никакого света.
Затем, не оглядываясь, Цезарь направился к трибуналу городского претора, где на платформе, стоя между двумя ликторами, ждал Луций Веттий. Цезарь и четыре оставшихся с ним ликтора поднялись по ступеням. С ними увязались все члены суда Новия Нигера, от присяжных до писцов. О, как интересно! Что сделает Цезарь с Луцием Веттием? Поместит его в соседнюю камеру, рядом с Новием Нигером?
— Ликтор, — обратился Цезарь к Фабию, — развяжи твои прутья.
Потом повернулся к Веттию, все еще державшему в руке письмо.
— Луций Веттий, ты вступил в заговор против меня. Чей ты клиент?