— Катон заслуживает смерти.
— Чтобы я остался без ярых противников? Дорогая моя Сервилия, я не хочу, чтобы Катон или Бибул были мертвы. Чем больше у человека врагов, тем лучше работает его ум. Мне нравится оппозиция. Нет, меня беспокоит то, что сокрыто во мне самом. Мой характер.
— Я думаю, — сказала Сервилия, похлопывая его по ноге, — что у тебя совершенно особый вид характера, Цезарь. Большинство просто слепнут от ярости, в то время как ты, кажется, в гневе мыслишь еще яснее. Это одна из причин, почему я люблю тебя. Я такая же.
— Ерунда! — засмеялся он. — Ты хладнокровна, Сервилия, но твои эмоции весьма сильны. Ты думаешь, что соображаешь быстрее и лучше, когда тебя провоцируют. Нет, эмоции, наоборот, только мешают. Под влиянием момента ты планируешь, замышляешь что-то, хочешь чего-то достигнуть, а получив желаемое, вдруг понимаешь: последствия — катастрофические. Мастерство — в том, чтобы остановиться там, где необходимо, и не переходить черту. Заставить всех дрожать от страха перед тобой, а затем явить милосердие и справедливость. Это трудно. И мои враги повторить такого не могут.
— Жаль, что ты не отец Брута.
— Если бы я был его отцом, он не был бы Брутом.
— Это я и имею в виду.
— Оставь его, Сервилия. Ослабь немного тиски. Когда ты появляешься, он дрожит, как кролик. Но он не слабак, ты же знаешь. Да, в нем нет ничего от льва. Немного волка, немного лисы. Однако зачем же считать его кроликом только потому, что в твоем присутствии он ведет себя как кролик?
— Юлии теперь четырнадцать, — сказала Сервилия, как-то странно уходя в сторону.
— Правильно. Я должен послать Бруту записку. Поблагодарить его. Ей понравился его подарок.
Сервилия села на кровати, удивленная.
— Рукопись Платона?
— А что, ты считаешь это неподходящим подарком для моей дочери? — Он усмехнулся и ущипнул ее так же больно, как она его. — Я подарил ей жемчуг, и он ей очень понравился. Но не так, как Платон Брута.
— Ревнуешь?
Цезарь расхохотался.
— Ревность, — сказал он, успокоившись, — это проклятие. Она гложет, она разъедает. Нет, Сервилия, во мне много лишних качеств, но я не ревнив. Я был рад за нее и очень благодарен ему. На будущий год я подарю ей философа. — Цезарь игриво посмотрел на Сервилию. — Тоже намного дешевле жемчуга.
— Брут заботится о своем состоянии и зря не тратит.
— Отличное качество для самого богатого молодого человека в Риме, — серьезно согласился Цезарь.
Марк Красc наконец возвратился в Рим, где его долго не было. Это случилось как раз после того памятного дня на Форуме. Красc инспектировал свои многочисленные предприятия. Теперь он относился к Цезарю с еще большим уважением.
— Однако не могу сказать, будто мне жаль, что я нашел хороший предлог для отсутствия, после того как Тарквиний обвинил меня в Палате, — сказал Красc. — Согласен, это было интересно, но моя тактика очень отличается от твоей, Цезарь. Ты хватаешь за горло. Я предпочитаю не торопиться и возделывать свои борозды, как вол, которого, как говорят, я напоминаю.
— И с сеном на рогах.
— Естественно.
— Ну, как способ это определенно годится. Только дурак попытается свалить тебя, Марк.
— И такой же дурак пытается свалить тебя, Гай. — Красc кашлянул. — Сколько у тебя долга?
Цезарь нахмурился:
— Если кто-то и знает об этом, кроме моей матери, так это ты. Но коль скоро ты настаиваешь на цифре, около двух тысяч талантов. Это пятьдесят миллионов сестерциев.
— Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, сколько сестерциев в двух тысячах талантов, — усмехнулся Красc.
— Что ты хочешь сказать, Марк?
— В следующем году тебе понадобится очень выгодная провинция, вот что я хочу сказать. Они не позволят тебе подтасовать жребии. Ты вызываешь сомнения. Не говоря уже о том, что Катон будет парить над тобой, как ястреб. — Красc нахмурил лоб. — Честно говоря, Гай, я не могу понять, что ты можешь сделать, даже если жребий окажется благоприятным. Все повсюду уже завоевано. Магн запугал весь Восток, Африка не представляет опасности со времен Югурты. Обе Испании до сих пор не оправились от Сертория. С галлов тоже нечего взять.
— А Сицилию, Сардинию и Корсику нечего и упоминать, — улыбнулся Цезарь.
— Безусловно.
— Ты слышал, что меня собираются заставить уплатить долг по закону?
— Нет. Но я слышу, что Катул — говорят, ему намного лучше — опять собирается мутить воду в Сенате и в комициях. Организует кампанию, чтобы продлить срок службы действующих губернаторов на будущий год, оставив преторов нынешнего года вообще без провинций.
— А-а, понимаю, — задумчиво протянул Цезарь. — Да, я должен был предугадать такое предложение.
— И оно может пройти.
— Может, хотя я сомневаюсь. Нескольким моим коллегам-преторам не понравится, что их лишат провинций. Особенно Филиппу. Конечно, он — ленивый эпикуреец, но все же знает себе цену. Не говоря уж обо мне.
— Я просто предупреждаю.
— Я понял. Большое спасибо.
— Но это не решает твоей трудной проблемы, Цезарь. Я не вижу, как ты сможешь выплатить долг с доходов от провинции.
— А я вижу. Моя удача мне поможет, Марк, — спокойно отозвался Цезарь. — Я хочу получить Дальнюю Испанию, потому что я был там квестором и хорошо ее знаю. Единственное, что мне нужно, — это Лузитания и Галлеция. Децим Брут Галлецийский — как легко они заслуживают эти пустые титулы! — едва тронул окраины северо-западной Иберии. А северо-западная Иберия, если ты забыл, — но ты не должен забыть, потому что ты был там, — это место, откуда идет все золото. Саламантика вся обобрана, но такие места, как Бригантий, римлянина еще и в глаза не видели. Но они увидят римлянина, это я им обещаю!
— Значит, все надежды ты возлагаешь на удачу при жеребьевке. — Красc покачал головой. — Ты все-таки странный, Цезарь! Я не верю в удачу. За всю свою жизнь я ни разу не принес даров богине Фортуне. Человек сам вершит свою судьбу.
— Я безусловно согласен с тобой. Но я также верю, что у богини Фортуны есть фавориты среди римлян. Она любила Суллу. И она любит меня. Некоторым людям, Марк, богиня дарит удачу в дополнение к тому, чего они добиваются сами. Но ни у кого нет такой удачи, как у Цезаря.
— В твою удачу входит Сервилия?
— Кажется удивительным, да?
— Однажды ты намекнул. Это как игра с головешкой.
— Ах, Красc, она великолепна в постели!
— Ха! — хмыкнул Красc, кладя ноги на ближайший стул и сердито глядя на Цезаря. — Чего еще ожидать от человека, который публично говорит о своем боевом таране! В ближайшие месяцы у твоего тарана будет достаточно занятий. Думаю, Бибулу, Катону, Гаю Пизону и Катулу еще долго придется зализывать свои раны.