На этот раз первым засомневался и оборвал торжественную тишину Ольшин:
– Они хоть живые?
Вначале я присмотрелся к умной роже когуяра, который слишком уж узнаваемым взглядом окидывал одну «плиту» за другой. Кажется, он поразился величине данных созданий, но… не боялся. Значит, они просто в этаком, законсервированном, что ли, состоянии. А раз их меньший собрат-управленец нуждается в рассоле (теперь я не сомневался, что Чамби – тоже серпанс), то и этих не помешает слегка побрызгать теми же «благородными» специями. Но не всех! Я испугался только одной мысли, что они вдруг все разом оживут да бросятся на выход единым стадом. Причём материализуются при этом и не захотят подчиняться наезднику.
Поэтому я решил пока потрогать и побрызгать только одного, самого крайнего справа. Предварительно потребовав от присутствующих:
– Встаньте вон в том углу… на всякий случай.
Вначале касание рукой и попытка нащупать у пола тот самый угол с информационным чипом-определителем. Нетути! И мешочек-то – преогромный, до потолка я никак не дотянусь. Может, надо некую лестницу соорудить? Или встать мужчинам на плечи? М-м… всё равно могу не дотянуться до свода.
Продолжил водить рукой, эманируя доброжелательность и призывая проснуться. Вигвам! Тоже ноль эмоций! Если ничего не получится и с маринадом, придётся сооружать лестницу, благо есть из чего.
Окунул ладонь прямо в бидон, да так и поводил ею в толще протоплазмы. И сразу ощутил ментальный интерес к моей плоти. Руку словно обвеяло приятным, тёплым ветерком, и она стала сухая.
«Отлично! Жив, курилка! Пробуждение пошло!» – Правда, я удивился выверту своего сознания: при чём тут «курилка»? Или ассоциации возникли по поводу неистребимой и вредной привычки к кислому и острому?
Не жалея, несколько раз поводил мокрой ладонью внутри серпанса, несколько раз брызнул обильно на стенку, которая почти моментально стала сухой, а потом не пожалел и засунул в протоплазму целый бидон. О! Вот тогда существо и вздрогнуло, затряслось так, словно к нему голые провода с током в триста восемьдесят вольт присоединили. И в течение минуты такой тряски ёмкость с маринадом опустела полностью!
И напоследок массивный с виду мешок стал на меня… падать.
В левую сторону я отскочил весьма проворно, хотя тут же понял, что напрасно: существо материализоваться не спешило. Зато вместо этого стало перебирать огромными лапами, словно разминая их и готовясь к забегу. И я тут же устремился к не опробованным ещё двум уголкам. Есть! В правом (тоже в правом!) углу оказалась точно такая же метка-определитель с информацией, которая сразу же стала действовать. Причём не начала с того тупого и недоумённого вопроса, которым меня задолбал Чамби: «Ты кто?», а деловито проинформировала:
«Отпечаток получен и прошёл идентификацию. Данный боевой серпанс закреплён за наездником три пять «К» «О» семнадцать, дробь четыре тысячи сто восемьдесят два (35КО17/4182). Добро пожаловать на охоту, господин!»
Правда, там, в обращении прозвучало совсем иное слово: «иггельд», мне непонятное и незнакомое, но суть его я перевёл для себя примерно как «господин». Ха! А этот ленивый и несговорчивый Чамби ко мне ни разу с уважением не обратился, на «ты» да на «ты», словно и не знает, как надо к истинным иггельдам обращаться! Ну и раз со мной сразу повели такой доверительный и галантный диалог, то теперь не приходилось сомневаться: информация ринется отныне на меня водопадом!
Я даже подпрыгнул от обуявшей меня радости и громко протрубил начальные такты известной на Земле симфонии:
– Па-па-па-пам! – А потом встал в эффектную позу перед своими соратниками и пафосно воскликнул: – Мы победили, друзья! Фортуна награждает достойных и настойчивых! Один се́рпанс у нас уже есть, теперь мне надо будет его обкатать… в смысле объездить, а потом постараюсь и для вас устроить по такому же самоходному средству. Дайте только время! Дайте только срок! А! Прихватите штук шесть вимлачей, – ткнул рукой в ниши, – будем разбираться, как они действуют, и начинать тренировки.
Развернулся, не пригибаясь, ухватился за правый уголок «мешка» и потащил его к лестнице со словами:
– Топаем, топаем ножками… хорошо. Сейчас посмотрим в поле, на что ты способен… э-э-э, надо бы тебе имя достойное придумать…
На довольно узких ступенях меня сильно заинтриговало: как же довольно солидный по размерам мешок пропихнётся в самое верхнее отверстие? Оно ведь облеплено не проникающей для него протоплазмой, а значит, не пропустит в ширину… Или пропустит? Не знаю как единороги, но се́рпансы оказались и ловкими, и весьма сообразительными, и… Даже не знаю, как верными словами описать то, что произошло дальше. Огромное создание просто встало на ребро, и его две нижние лапы раздвоились! И дальше оно пошло как костяшка домино, превратившаяся в лошадь на четырёх ногах. А верхние тоже раздвоились и теперь свисали по сторонам как некие подобия рук.
Ай да ловкач! Воистину боевой! И воистину стоящий на более высоком уровне развития, чем живущий одними инстинктами управленец Чамби.
Все свои действия и некоторые мысли я громко комментировал вслух, так что и трое вышедшие за мной следом были в курсе происходящего, да и остающиеся наверху очень скоро обо всём догадались. И про мои попытки дать диковинному коню особенное имя услышали. Так что вместо конструктивных подсказок, как обращаться с серпансом, забросали меня самыми различными вариантами прозвищ, имён и кличек для него. И это те, кто ничегошеньки не видел! Ни копыт, ни рогов!
Пришлось обломать народ утверждением:
– Да ладно, имя я ему уже придумал. Пусть только прокатит меня вначале, а там уже решу окончательно.
Ну и приблизился к замершему на месте, но теперь уже в положении лежащего мешка, если так можно выразиться, но стоящего на лапах. То есть и в самом деле идентичный, но большой брат вдвое меньшего Чамби.
Опять ухватился за чип и спросил мысленно:
«Как лучше всего располагаться наезднику на боевом серпансе в случае движения в сторону?»
Каверзный вопрос, на который я надеялся получить более развёрнутый ответ, куда садиться и за что держаться. И что вы думаете, получил в ответ?! Да всё ту же абракадабру и канцеляризмы, коими меня потчевала информативная структура нашего привидения из Пирамидки! Мало того, здесь уже ощущалась твёрдость и суровая непреклонность, с которой чужие послания вонзались мне в голову:
«Подобные вопросы со стороны иггельда – некорректны!»
И такой вариант ответов за пять минут изменился лишь единожды. Когда я спросил: «Имеется ли гарантия, что мой боевой серпанс в добром здравии и полной исправности?», мне ответили коротко и однозначно: «Да!»
Ну и что оставалось делать? Тем более, когда на меня с любопытством и ожиданием смотрят практически все жители нашей башни? Правильно: показать им высший класс настоящих наездников! И бояться было нечего: лошадями в мире Трёх Щитов я управлял более чем лихо, даже порой некие чудеса джигитовки показывал, глядя на Леонида, который и в такой акробатике считался мэтром.