Я обратился к ее отцу:
— Вы не знаете, кто может быть заинтересован в том, чтобы сорвать съемки фильма?
Он вежливо ответил:
— Это то, о чем я слышал по радио? Кто-то пытался пырнуть ножом вашу звезду? Совершенный безумец. Никто из тех, кого я знаю, не боится вашего фильма.
Я подумал, что это, вероятно, вторая ложь, которую он сказал мне, или, по крайней мере, вторая замеченная мною.
Люси спросила:
— А может прийти папин брат?
Ее отец махнул рукой в знак отрицания и ответил:
— Он не захочет.
— Нет, он должен захотеть. — Мне она сообщила: — Мой дядя Ридли живет в Ньюмаркете. Он все время бегает в кино и бредит тем, чтобы попасть в фильм с Нэшем Рурком.
— Тогда приводите его с собой, — согласился я. — Нам нужна самая большая толпа, какую мы сможем собрать.
Я видел, что родители Люси не разделяют ее энтузиазма касательно дяди Ридли.
— Найдется ли у него время, — закинул я удочку, — чтобы провести в Хантингдоне денек во вторник или в среду?
Люси невинно ответила:
— Па говорит, что дядя Ридли бездельничает целыми днями.
Ее отец покачал головой, видя такое отсутствие политеса, и решил смягчить характеристику:
— Мой брат Ридли помешан на лошадях и действует, как видный лошадник. Его не очень-то уважают, но на жизнь он зарабатывает.
Я улыбнулся, наполовину заинтересованный.
— Буду рад встретиться с ним. — Я помолчал и вернулся к тому, что больше занимало меня: — Вы не можете одолжить мне фото… э… Сони? Просто для того, чтобы мы не сделали Ивонн в фильме слишком похожей на нее.
— У меня нет ни одного, — быстро сказал Джексон Уэллс.
— Даже… Простите меня, — извинился я перед миссис Уэллс. — Даже нет свадебной фотографии?
— Нет, — сказал Джексон Уэллс. — Они пропали, когда я переезжал сюда. — Глаза его были широко открыты и совершенно невинны, и я в третий раз не поверил ему.
Приближаясь к Ньюмаркету и прикинув, что у меня есть свободные полчаса до собрания в десять, я решил заполнить это время чем-либо полезным и позвонил доктору Робби Джиллу, чей номер я помнил — номер был жирно записан в телефонной книге Доротеи.
— Как вы смотрите, — спросил я, — на то, чтобы быстренько пропустить где-нибудь по стаканчику?
— Когда?
— Сейчас я в машине. Прибуду в Ньюмаркет около девяти тридцати. Сойдет? Я должен быть в «Бедфорд Лодж» в десять.
— Это важно?
— Интересно, — ответил я. — О том, кто напал на Доротею.
— Я предупрежу жену. — В голосе его была улыбка. — Приду в «Бедфорд Лодж» в девять тридцать и подожду в холле.
— Отлично.
— Я слышал, кто-то набросился на Нэша Рурка с ножом.
— Было такое. Хотя не на Рурка, а на его дублера. Но никто не пострадал.
— Это же слышал и я. Значит, в девять тридцать.
Он повесил трубку. Его голос с шотландским акцентом звучал, как всегда, резко. Сам он, рыжий и похожий на терьера, терпеливо ждал в холле у входа, когда я вернулся в «Бедфорд Лодж».
— Пойдемте наверх, — сказал я, пожав ему руку. — Что будете пить?
— Диет-колу.
Я попросил службу сервиса принести в мой номер шипучий напиток, а себе налил коньяк из бутылки, стоявшей в баре, мимолетно подумав, что этот фильм неуклонно приучает меня к янтарной сорокаградусной жидкости.
— Так вот, — начал я, указывая ему на кресло в маленькой гостиной, — сегодня после обеда я ездил навестить Доротею в Кембридже и обнаружил, что путь мне преграждает наш друг Пол.
Робби Джилл состроил гримасу.
— Она изначально моя пациентка, но он мешает в этом и мне настолько, насколько может.
— Что я могу сделать, чтобы он не увез ее насильно сразу же, как только она будет в состоянии вынести переезд? Она говорила и ему, и мне, что не хочет ехать в дом престарелых, который он уготовил для нее, но он не обращает на это внимания.
— Вот ведь паразит!
— Вы можете сделать пометку «этого пациента не перемещать» касательно Доротеи?
Доктор с сомнением покачал головой.
— В настоящее время ее действительно нельзя трогать. Но несколько дней спустя…
— Любым способом, — сказал я.
— Насколько вас это заботит?
— Сильно.
— Я имею в виду… в денежном выражении.
Я посмотрел на него поверх стакана.
— Вы хотите сказать, что некоторая сумма может помочь провернуть этот фокус?
Он ответил прямо в соответствии со своей шотландской натурой:
— Я хочу сказать, что я как ее доктор могу с ее согласия поместить ее в частную лечебницу по своему выбору, если смогу гарантировать оплату этих услуг.
— Это может меня разорить?
Он назвал угрожающую сумму и без малейшего осуждения ожидал, что я сочту ее чересчур большой.
— У вас нет никаких обязательств, — заметил он.
— Но я и не беден, — отозвался я. — Не говорите ей, кто платит.
Он кивнул.
— Я скажу ей, что это бесплатное место от национального здравоохранения. Она это примет.
— Значит, приступайте.
Он допил свою диет-колу.
— Это то, что вы хотели сказать мне?
— Нет, — ответил я. — Я сейчас нарисую вам кое-что, а вы скажете мне, что вы думаете об этом. — Я взял большой лист бумаги, положил его на кофейный столик и изобразил на нем нож, который нашел на Хите. Рукоять, увенчанную тяжелой шишкой, и восемь дюймов острой стали.
Он смотрел на рисунок безмолвно и неотрывно.
— И что? — спросил я.
— Кастет, — сказал он, — переходящий в нож.
— А раны Доротеи? — напомнил я. Он уставился на меня. Я сказал: — Не двое нападавших. Не два орудия. Это оружие — одновременно дубинка и клинок.
— Боже мой!
— У кого могла быть такая штука? — спросил я.
Он молча покачал головой.
— Вы не знаете никого по имени Дерри? Судя по его виду, он был совершенно сбит с толку.
Я пояснил:
— Валентин однажды упомянул, что оставил нож кому-то, кого он назвал Дерри.
Робби Джилл нахмурился, размышляя.
— Я не знаю никакого Дерри.
Я вздохнул. Слишком много людей ничего не знали.
Внезапно он спросил: