Микроавтобус был разукрашен, как передвижной индуистский храм, а вот стекол не было, и вся пыль с дороги летела прямо в лицо. Купец сидел на деревянной скамейке неподвижно, как маленький китайский божок, и слушал музыку, которую веселый, молодой водитель микроавтобуса включил на полную громкость. Пела Сандра…
У рыночной площади Дарры купец вместе со всеми сошел с автобуса. Здесь, в Индостане, немного высокорослых людей, средний рост взрослого мужчины на десять-двенадцать сантиметров ниже среднего европейца. Но купец был ниже даже местных мужчин, и потому следить за ним в этой толпе было делом аховым. Он даже почти не проверялся – просто канул в толпу.
Покружившись по базару – и здесь торговали на главной площади, и это был классический базар, не Кархано-маркет, – купец уяснил цены на основные виды товара и понял, что опасаться особо нечего. Вряд ли ему стоило опасаться полиции или контрразведки – ни те, ни другие сюда не совались без особой надобности. Скорее стоило опасаться местных, потому что торговля есть торговля, но, как только что-то происходило, в местных как бес вселялся, и они начинали громить лавки конкурентов и убивать любых, кто не похож на них самих. Чаще всего это происходило после пятничного намаза и особо зажигательной речи муллы, но в принципе могло случиться в любое время. Однако сейчас было тихо, все мирно торговали тем, что у них было, потому и он мог сделать то, ради чего приехал…
Купец знал, где и что стоило искать, и потому от площади он пошел направо. На площади продавали ширпотреб, а ему нужен был штучный товар. Конечно, можно было привезти и свой, но по здравом размышлении лучше было не рисковать и купить все на месте. На границе досматривали, досматривали сурово – англичане были совсем не в восторге от того, что Афганистан уплыл от них, – и рисковать не стоило. К тому же он бывал здесь раньше, во время Четвертого восстания, и знал, где и что надо искать.
Купец медленно шел по торговой улице. Она состояла из двух– и трехэтажных домов, увешанных самой разной рекламой. На стенах увековечены в граффити усатые герои синематографа, полюбившиеся простому люду. Толчея людей – кто-то смотрит, кто-то покупает. Пахнет гарью от некачественного топлива, дизельными выхлопами, звук десятков работающих дизель-генераторов, удары молотами, визг отрезных кругов сливаются в сплошную какофонию. Здесь часть фирм из тех, кто торгует на площади, держит шоу-румы (как «Джеймс Перде» и «Голланд-Голланд» [69] ) и часть своих производственных мощностей. Критические детали, такие как стволы, выделываются в других местах. На распахнутых воротах и ставнях на крючках, как в хорошем оружейном магазине, выставлен товар. Властвуют его величество «калашников», более старый «симонов», «СТЭНы» и «Ли-Энфильды». «Калашниковы» здесь в массовом порядке начали выделывать как раз после Четвертого восстания, когда в руках пуштунских воинов неожиданно оказалось русское оружие и британцы понесли чувствительные потери, а пуштунские воины оценили его удобство, скорострельность и безотказность.
Купец резко свернул к сторону лавки, где «калашниковых» не было, но были «СВД» и винтовки «Ли-Энфильд» разных модификаций.
– Салам алейкум, – поздоровался купец с сидящим у входа в нечто среднее между механической мастерской и автомобильным гаражом хозяином производства, хозяином фирмы, строгающим что-то напильником.
– Ва алейкум ас салам, – ответил хозяин, откладывая в сторону деталь и напильник.
Купец снял очки.
Глядя в узкие, непроницаемо черные, змеиные глаза гостя, хозяин оружейной лавки и производства почувствовал себя не в своей тарелке. Он понял, что новый покупатель – скорее всего монгол. Недобрая память о монголах еще была жива в этих краях. Хоть с того времени и прошло больше тысячи лет, но пуштуны помнили, как по их земле прошлась монгольская конница и от больше чем миллионного пуштунского народа осталось в живых несколько тысяч человек. Монголы были одними из тех, кому удалось завоевать Афганистан и покорить его жителей. Точнее, не покорить. Они их просто уничтожили.
На самом деле купец не был монголом. Он был профессиональным горным охотником и снайпером и происходил из воинственного рода Саваттаров. Он давно не служил в спецназе, сейчас он был проводником и держал фирму, организовывающую охотничьи туры в родных горах, которые он знал, как свои пять пальцев. Но когда к нему обратился полковник Тимофеев, которого он учил снайперскому делу, решил помочь.
– Я ищу хорошую винтовку. Даже две, – сказал монгол.
– У нас лучшие винтовки во всей Дарре, – сказал хозяин, – стволы с Ишрапурского арсенала, где я когда-то работал. Уважаемый господин хочет охотиться?
– Да, охотиться… – гость чисто говорил на пушту, – покажите вон ту винтовку.
– Пожалуйста…
Монгол принял винтовку – и уже по тому, как он сразу начал смотреть ствол и качество его отделки, а также то, как он был сделан, каким методом, хозяин заключил, что гость очень опытный стрелок-снайпер.
Купец неторопливо осматривал ружье. Это была снайперская винтовка «Ли-Энфильд, L42A1», но с ложем, типичным для более поздней британской винтовки, знаменитой «AW» сэра Малькольма Купера, олимпийского чемпиона по стрельбе. Ствол типичный для старого «Энфильда», пять нарезов, левое вращение. Патрон тоже стандартный, триста третий. Телескопический прицел в стальном корпусе, производства «Броадхерст-Кларксон» в Лондоне, качественный и выносливый, хотя тяжелый и с очень небольшой по современным меркам кратностью. Но он сам до сих пор пользуется прицелом с постоянным, 3,5-кратным увеличением, для него это не проблема – здесь три и восемь. Ложе массивное, из местного, очень твердого и хорошо выделанного дерева, но форма его типична для винтовки «AW». Хотя «AW» построена по схеме жесткого шасси, а эта винтовка – нет. И ствол – не заводской, потому что заводские стволы выделываются холодной ковкой на ротационно-ковочной машине, а тут нет ни следов от ударов молотов, ни следов финишной внешней обработки…
– Ствол не заводской, – сказал купец.
– Вы правы, эфенди… – согласился хозяин, – этот ствол выделан на станке мною. Он очень хороший, вот почему эта винтовка самая дорогая из всех, что у меня есть…
Купец кивнул. Он понял, о чем говорит хозяин. Современные стволы выделываются либо методом электрохимического редуцирования – для снайперского оружия это неприемлемо, либо методом холодной ротационной ковки. Последний метод заключается в том, что полую заготовку надевают на специальную основу из очень прочной стали, а потом проковывают молотами со всех сторон, не нагревая: таким образом внутри формируются нарезы. Этот метод плох тем, что при ковке образуются внутренние напряжения в стволе, кроме того, основа тоже деформируется. Последний метод – нарезание нарезов на токарном станке без ковки. Он очень трудоемкий и не подходит для массового производства: даже на современных станках такой ствол обрабатывают два дня. Здесь, с местным оборудованием, – это займет две недели, и одного неверного прохода достаточно, чтобы запороть ствол. С другой стороны – этот метод позволяет получить чрезвычайно качественные и точные стволы: вот почему так дорого ценятся «николаевские» мосинки со стволами старой технологии выделки, одну из которых в его семье передают из поколения в поколение. Такой ствол может быть как очень хорошим, так и очень плохим…