— Вас не выгоню, — сказала женщина. Она говорила по-русски с едва уловимым акцентом в отличие от Илзе, которая училась в русской школе.
— Надеюсь, — улыбнулся Дронго, — мы еще погуляем на свадьбе Илзе.
— Непременно, — тихо сказал Вейдеманис, — они знают, что ты для нас сделал.
— Ничего особенного, — возразил Дронго, — только приехал вместе с тобой в Москву и уговорил согласиться на операцию. Вот и все. Остальное сделал ты сам.
— Они знают, что ты сделал, — с трудом повторил он, — знают, что ты спас Илзе, что помог мне… — он закашлялся. Дронго покачал головой. «Он совсем слаб, а я его утомляю», — подумал Дронго. Пора уходить.
— Мама, вы можете оставить нас одних? На минутку, — неожиданно попросил Эдгар.
— Разумеется. — Бросив взгляд на сына, мать взяла за руку внучку, и они вышли из палаты. Вейдеманис взглянул на Дронго.
— Спасибо тебе, — произнес он, закрыв глаза, — ты подарил нашей семье надежду.
— Друг мой, — с заметным волнением ответил Дронго, — мы с тобой больше чем братья. У нас столько общего. Мы потеряли страну, в которую верили, которую полюбили. Потеряли друзей, которые нас предали. Потеряли любимых женщин. Мы с тобой одинаковые, Эдгар. Может, тебе повезло больше. Ты заболел, и твоя боль выплеснулась наружу. А моя сидит где-то глубоко внутри. Для своих стран мы почти предатели, для России всего лишь представители этих стран, непонятно зачем очутившиеся в Москве. Мы повсюду чужие, Эдгар, и нашей Атлантиды давно не существует. Мы последние из атлантов и должны помогать друг другу.
— Ты не умеешь утешать, — усмехнулся Вейдеманис, открыв глаза.
— Не умею, — кивнул Дронго, — знаю, ты неверующий. Но если Бог все-таки существует, надеюсь, завтра он спасет тебя. В награду за все твои мучения. За все страдания, Эдгар. Уверен, существует некая мировая гармония. И когда зло достигает предела, приходит добро. Иначе мир перевернулся бы.
— Спасибо тебе за Илзе, и вот о чем хочу тебя попросить… Если со мной что-нибудь случится, не оставляй их. Они совсем одни. В Риге живет моя сестра. Если они захотят туда перебраться, помоги им. У нас сейчас две квартиры в Москве, одну я недавно купил на последние деньги, там пока даже мебели нет. За две квартиры можно получить солидную сумму… Помоги им.
— Обещаю. — У Дронго задрожали губы, и он отвернулся.
— Спасибо. Ты удивительный человек, Дронго, никогда в жизни не встречал такого, и не потому, что ты мыслишь как хороший компьютер. В тебе есть качества, которые я всегда ценил в людях. Цельность, вера в себя, вера в свои идеалы. Ты один из немногих, кто не оплевывает свое прошлое… Может быть, поэтому…
— Тебе нельзя много разговаривать, — сказал Дронго.
— Можно, мне сейчас все можно, — махнул рукой Вейдеманис, — если завтра все пройдет хорошо, я буду жить. Если нет, значит, так мне суждено.
— Я позабочусь о твоих близких, — пообещал Дронго, — можешь не беспокоиться. Все будет хорошо.
— И еще, — выдохнул Вейдеманис, — насчет Кочиевского. Он очень сложный человек. Мстительный, злопамятный. Он может им навредить.
— Уже не может, — сказал Дронго, — когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.
— Тогда все в порядке, — Вейдеманис снова закрыл глаза. — Но его люди не успокоятся. Берегите Труфилова.
— Мы все сделаем, — мрачно пообещал Дронго, не решившийся сказать правду.
— Илзе хорошая девочка, — пробормотал Вейдеманис, — ей будет трудно вернуться в Ригу. Помоги им. Я знаю, что прошу слишком много, но доверить ее могу только тебе. Только тебе.
Дронго поднялся, посмотрел Вейдеманису в глаза. Взял его за руку. Рука была невесомой.
— Все будет нормально, — твердо сказал он, — что бы ни случилось, можешь не беспокоиться.
— Я часто размышлял о жизни, — сказал Эдгар. — Зачем мы приходим в этот мир? Каково наше предназначение? Что заложил в каждого из нас Создатель, если он существует? Ни на один из этих вопросов я не находил ответа.
Дронго хотел прервать затянувшийся разговор, но Вейдеманис жестом остановил его.
— Теперь я знаю — жизнь и есть высший дар Создателя. Только мы не заслужили его и принимаем как должное вместо того, чтобы совершить что-то великое, достойное. Даже не думаем об этом. А думать нужно.
Он помолчал и продолжил:
— У меня никогда не было брата, отца я потерял, когда был совсем молодым. Мне иногда кажется, что ты мой младший брат. Или же старший, хотя ты моложе меня на десять лет.
Он перевел дух.
— Будь осторожен, Дронго. За Труфиловым охотились не зря… Дело это не совсем обычное. За ним стоят очень серьезные люди. Ты даже не подозреваешь, кто именно.
— Мы не сдадимся, — пообещал Дронго, — можешь не сомневаться.
— Я и не сомневаюсь, ты скорее погибнешь, чем сдашься. Может быть, именно за это я тебя и люблю. Прощай. И ничего не говори моим.
— До свидания, — Дронго поцеловал Вейдеманиса и, не оглядываясь, вышел из палаты. У женщин, дожидавшихся в коридоре, были тревожные, напряженные лица. В глазах — отчаяние.
— Спасибо вам за все, — сказала мать Вейдеманиса, — сын говорил, что это вы спасли его. И нашу Илзе тоже. Я буду за вас молиться. За вас и за Эдгара, — голос у нее дрогнул.
Она протянула Дронго маленький крестик с цепочкой.
— Я знаю, вы не христианин, — ей трудно было говорить, — но Бог у всех один. Возможно, вы неверующий, как мой Эдгар. Но он просил меня передать вам этот крестик. Это реликвия нашей семьи, ему сто с лишним лет. Примите его.
Дронго посмотрел на ее дрожащую руку, перевел взгляд на печальное лицо девушки, взял крест и опустил в карман.
— Благослови вас Господь, — тихо произнесла старая женщина.
— Где вы будете ночевать? — спросил Дронго.
— У себя дома, — ответила мать Эдгара.
— Нет, — решительно заявил Дронго, — домой вам нельзя. Поедемте ко мне. У моего дома постоянно дежурят сотрудники ФСБ. Вы будете в безопасности. В семь часов, когда ему поставят капельницу, пришлю за вами машину.
— Спасибо, — взволнованно сказала старая женщина.
— Это вам спасибо. За вашего сына, — тихо и тоже взволнованно произнес в ответ Дронго. — Редко встретишь такого мужественного человека.
Обед затянулся. Сначала они вспоминали разные смешные истории, потом перешли к другим эпизодам своей совместной жизни. Мара даже прослезилась. Егор вел игру тонко, рассчитывая каждое слово, каждый жест. Если бы существовали чемпионаты по альфонсизму и обольщению женщин, Фанилин был бы на них постоянным фаворитом.