— Ну и подонок, — поморщился Романенко.
— Когда именно это произошло?
— Ночью. Она сказала, что он летит утром в Берлин, и я сразу позвонил Попову.
— А насчет показаний Ахметова?
— Вы же все это знаете. Я приехал к ней, и она мне сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания. Сообщить об этом Попову из ее квартиры я не мог и поспешил уйти, чтобы позвонить ему по мобильному.
— В котором часу это было?
— В половине восьмого. Или около восьми, точно не помню.
— Теперь последний вопрос, — сказал Дронго, взглянув на Романенко.
— У нас еще есть время, — кивнул Всеволод Борисович.
— Скажите, Хатылев, вы хоть понимаете, какой вы мерзавец?
Хатылев вздрогнул, но ничего не ответил. Только опустил голову.
— Уведите, — крикнул конвоиру Романенко.
Когда Хатылева увели, Дронго обратился к Романенко.
— Нет сомнений, операцию разрабатывал не Попов. Он был только связным. Кто-то очень умный стоит за всем этим. Это он «заказал» Труфилова, он вычислил провал Хатылева и убрал Попова руками того же убийцы.
Дверь открылась, и конвоир ввел второго задержанного — Константина Шулякова. Водителя. Тот в нерешительности остановился у дверей.
— Садитесь, — сказал Романенко.
Водитель опустился на стул, переводя взгляд с Дронго на Романенко. Проведя ночь в камере, он выглядел жалким и насмерть перепуганным. Боялся, что его убьют, и глаз не сомкнул, ожидая нападения.
От Дронго это не ускользнуло, и он сказал:
— У нас мало времени, расскажите все, как было.
— Я уже рассказывал, — дернулся Шуляков, — добавить мне нечего.
— Вы соврали, — сказал Дронго, — говорили, что все время сидели в машине и лишь потом поднялись наверх. Но я думаю, что это не совсем так. Ведь это вы позвонили в квартиру, заставив хозяйку открыть дверь. Потом спустились вниз и не знали, что там случилось, пока снова не поднялись в квартиру. Но поднялись вы не просто так, как утверждаете, а потому, что заметили убийц и заподозрили неладное. Вы сказали, что открыли дверь, увидели убитого Очеретина и взяли его мобильный. Просто так. Я вам не верю.
— Откуда вы все знаете? — с ужасом спросил водитель.
— Догадался, — поморщился Дронго.
— Я вошел и взял его мобильный, — прошептал Костя.
— В такой момент человек меньше всего думает о телефоне, — возразил Дронго, — вы впервые в жизни увидели человека, убитого с такой жестокостью. Это вас видела соседка на лестничной площадке, когда вам стало плохо. И в таком состоянии вы взяли мобильный телефон? Ни за что не поверю.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Шуляков с несчастным видом.
— Правду. Зачем вы вошли в квартиру? Вам ведь хозяйка не разрешала входить без вызова. Но вы вошли и взяли мобильный телефон, несмотря на то, что там был убитый. Отсюда вывод: телефон в этот момент позвонил. Я прав?
— Да, — выдохнул Костя, — позвонил. И я открыл дверь.
Романенко не мог сдержать восхищенного восклицания. Его поражала проницательность Дронго, способного превращать второстепенные детали в неопровержимые аргументы.
— Кто звонил Очеретину? — спросил Дронго.
Водитель опустил голову. Он боялся назвать имя.
— Кто ему звонил, я спрашиваю? Отвечай! — Дронго перешел с задержанным на «ты».
— Шпицын, — выдавил водитель. — Анатолий Шпицын.
— И что сказал?
— Спросил, что случилось.
— Он знал, что случилось? — быстро переспросил Дронго.
— Кажется, знал. В общем, он все знал, — признался водитель.
— Ты видел людей, которые вошли в дом?
— Видел. На них была форма представителей фирмы, торгующей питьевой водой. Они пробыли в квартире недолго, и, как только ушли, я поднялся.
— Времени много прошло?
— Не понял, — поднял голову Шуляков.
— Я спрашиваю, ты поднялся в квартиру сразу после ухода этих людей или немного погодя?
— Где-то через полчаса.
— Значит, через полчаса после убийства Шпицын позвонил и поинтересовался, что произошло? Правильно?
— Да, — ответил водитель и жалобным тоном спросил: — Когда меня отпустят, ведь я ни в чем не виноват.
— Если не считать, что ты помог мерзавцам войти в дом несчастной женщины, — заметил Романенко.
— У меня нет больше вопросов, — Дронго поднялся. — Послушай, парень, — обратился он к Шулякову, — подумай о своей жизни. Может, тебе повезет и суд вынесет достаточно мягкий приговор, учитывая, что женщина осталась жива, а подонки, которые ее изнасиловали, убиты. Подумай о своем будущем. Прощай.
Когда Шулякова увели, Дронго сказал Романенко:
— Вы только представьте, как они работают. Шпицын узнал о случившемся, едва убийцы покинули дом. Такое впечатление, что неизвестный нам преступник всемогущ.
— Что вы намерены делать?
— Вы ведь собирались отпустить хозяина квартиры, — напомнил Дронго, — а для этого необходимо найти Вадима.
— Погодите, — сказал Романенко, — что же я скажу Рогову? Какие он должен дать показания в немецком суде?
— А что вы можете ему сказать? — пожал плечами Дронго. — Ведь у вас нет убедительных доказательств. Чиряева не выдадут России. Думаю, вы это понимаете.
— И вы так спокойно об этом говорите? — Романенко поднялся.
— Абсолютно спокойно. Для нас это даже лучше. Ведь в этом случае ему придется найти три миллиона долларов за каких-то три дня. В настоящий момент меня интересует только один человек, тот, что планирует все операции и осуществляет связь между чиновниками и уголовниками. Тот, который умудрился связаться со мной через Интернет.
— Вы не думаете, что это кто-то из ваших знакомых? — спросил Всеволод Борисович.
— Я в этом убежден, — ответил Дронго.
Заседание суда началось, как обычно, с формальной процедуры опроса. Чиряев, сидевший на скамье подсудимых, то и дело с тревогой поглядывал в сторону Рогова. На заседании суда, кроме Тумасова, присутствовал немецкий адвокат, а также переводчик.
Двое из троих судей были женщины. Они с явным сочувствием смотрели на Чиряева, когда Тумасов рассказывал о его тяжелой жизни, о детстве, проведенном в колониях для малолетних, о безвременно умершем отце. Он, разумеется, умолчал о том, что отец подзащитного имел четыре судимости и погиб в колонии, что сам Чиряев еще подростком был осужден за грабеж. Вообще о преступлениях подзащитного адвокат говорил мимоходом.