Я не знала, что это были за существа, но была уверена, что стоит им дотронуться до меня, одним своим прикосновением, своим потом они прожгут меня насквозь до костей, отравят своим ядом и превратят в свое подобие, в темного призрака, обреченного в муках скитаться по безлюдному дворцу.
Они бегали быстрее, но у меня было одно преимущество, своего рода дар или сверхъестественная сила: они не выдерживали моего взгляда. Поэтому мне приходилось бежать спиной вперед, задерживая их за поворотом, в предыдущем зале или коридоре. Бежать задом наперед получалось медленно, неудобно и страшно — я очень боялась, что они притаились сзади, выжидая, когда я сама попаду им в лапы. Мне приходилось постоянно оглядываться через плечо, и тогда преследователи получали возможность подобраться ближе. Я все кричала: «Это несправедливо! Это несправедливо! Это несправедливо!» — а в темных безмолвных коридорах эхом отдавался звук моих торопливых шагов.
Сон окончился ничем: они не сумели меня догнать, а я не сумела выбраться из дворца. Открыв глаза, я вспомнила нашу встречу с королевой и слова миссис Тэлман, и захотела дотронуться до обезьянки, моей хранительницы, просто чтобы ощутить ее неизменное присутствие, неодушевленность, постоянство, неспособность к злобе и любви; несмотря ни на что, она всегда была близка ко мне и близко от меня, ободряла своей привычностью, вселяла иллюзорную уверенность — только лишь потому, что так долго существовала вместе со мной.
После обеда я отправилась за покупками, но стоило мне появиться из ворот дворца, как за мной увязалась целая ватага тепло укутанных ребятишек, которые, видимо, решили ни на шаг от меня не отходить. В свой прошлый приезд я убедилась, что в Тулане кредитная карточка — без надобности: здесь рассчитывались только наличными. На этот раз, похвалив себя за предусмотрительность, я еще в Карачи сняла со своего счета крупную сумму в американских долларах и привезла ее сюда. Однако вскоре обнаружилось, что наиболее современные столичные магазины теперь охотно принимают «пластиковые деньги». Самый известный в Тулане магазин одежды для иностранцев назывался «Торговый цент»; он располагался в огромном каменном сарае, где стоял густой запах керосина и продавалось немыслимо дорогое туристическое и альпинистское снаряжение европейского образца. Владельцы магазина, два сикха в тюрбанах, всем своим видом показывали, как им осточертело объяснять, что здесь нет никакой ошибки, нет-нет, на вывеске и не должно быть написано «Торговый центр».
Я выбрала толстую желто-черную походную куртку со множеством карманов, непромокаемый комбинезон похожей расцветки и стеганые ярко-красные штаны на теплой подкладке. Там же были куплены мощные туристские ботинки, даже удобнее тех, что выпускает «Тимберленд» — с крючками вместо дырочек в верхней части длинной шнуровки, а также пестрая, закрывающая уши шапка замысловатого фасона, с регулируемым козырьком, щитком для подбородка и застежкой-липучкой, и пара жестких черных лыжных перчаток с крагами, затягивающимися у локтей. Довершали мой новый гардероб пушистый свитер цвета морской волны, две пары толстых носков и два комплекта белья, состоящих из нижней сорочки с рейтузами. Сикхи — как выяснилось из разговора, родные братья — с радостью избавили меня от толстой пачки купюр и пригласили заходить еще.
Я еле выбралась на улицу: часть купленных вещей надела прямо в магазине, а остальное пришлось нести в руках, но дети были тут как тут. Они вызвались донести мои пакеты. В обратный путь я отправилась другой улицей и случайно наткнулась на лавку, где продавались предметы туланского национального костюма. Мы ненадолго задержались, и к прежним покупкам добавились черная меховая шапка, столь роскошная, что я стыдливо прогнала мысли о шкуре убитого животного, такая же муфта, черные сапоги на меху, с пятисантиметровой клееной подошвой из автомобильных шин (звучит, конечно, ужасающе, но на самом деле их отличала ровная строчка и добротная выделка), шелковую блузу с изображениями мандалы и стеганый красный халат с такими же штанами.
Все вместе обошлось мне в очень скромную сумму. Настолько скромную, что я даже попыталась оставить чаевые, но хозяева лавки — старики туланцы, муж и жена — были весьма озадачены этим жестом. Мне стало так неловко, что я осмотрела все полки и указала на самую дорогую с виду вещь, которую только смогла найти (поверьте, у меня глаз наметан), — изящный, длинный, иссиня-черный халат из шелка и атласа, расшитый золотыми и красными драконами и аккуратно простеганный золотыми стежками.
Пораженные моим выбором, старики одновременно схватились за сердце, принялись раздувать щеки и сокрушенно качать головами; они засуетились среди полок, предлагая мне куда более дешевые халаты почти такого же качества, но я изо всех сил вцепилась в свою находку и крепко прижимала ее к груди, несмотря на все их попытки меня вразумить и отговорить; им ничего другого не оставалось, кроме как со вздохами, причитаниями и укоряющими жестами позволить мне приобрести этот великолепный, просто великолепный халат за… скажем так, вполне умеренную цену.
Единственное, что я забыла купить, — это большую сумку или рюкзак, чтобы донести свои многочисленные свертки. За границей я, как правило, об этом не забываю. Если бы не детвора, мне потребовалась бы тележка, чтобы довести покупки до дворца. Я не знала, стоит ли предлагать им деньги; дело кончилось тем, что они оставили меня у ворот, улыбаясь, кланяясь и смущенно хихикая.
Каюсь, я немного волновалась, что содержимое какого-нибудь пакета полностью или частично испарится по дороге. После тщательной проверки меня охватил жгучий стыд: мало того что мои пакеты были доставлены в целости и сохранности — их содержимое умножилось: к нему добавились аккуратные, перевязанные ленточкой пакетики с домашними лакомствами и миниатюрные искусственные цветы из проволоки и шелка.
На следующее утро погода была отвратительная: завывания метели слышались даже сквозь тройные стекла и каменные стены. Я не знала, радоваться мне или огорчаться: с одной стороны, пурга грозила сильно затруднить передвижение, а с другой стороны, она могла задержать принца еще на денек-другой. По крайней мере, генератор во дворце не отключился. Электричество сулило горячую воду и фен. Я не отказала себе в удовольствии второй раз за день принять душ и расслабиться под мерное гудение фена, а когда пришло время одеваться, никак не могла решить, что будет предпочтительнее — европейский или национальный стиль.
В конце концов остановилась на европейском: натянула комбинезон, куртку с множеством карманов и ботинки под «Тимберленд», а на голову водрузила шапку замысловатого фасона. Перед самым уходом взяла крошечный цветок из шелка и проволоки, чтобы вставить его в застежку кармана куртки.
Когда я пробиралась сквозь сугробы во дворе замка, стихия несколько успокоилась: метель прекратилась, в воздухе кружились редкие снежинки, снег похрустывал под ногами, но все же над долиной по-прежнему низко висели тяжелые тучи, набухающие новым снегом.
За воротами ко мне опять сбежались дети. Те же самые или другие — к стыду своему, я так и не определила. Сколько можно воспринимать их как толпу, упрекнула я себя. Присев на корточки, я с улыбкой попыталась узнать, кого как зовут.