– Сама – не знаю, что и думать.
– Какая была у вас первая реакция? Решили, что в письме сказана правда или склонились к тому же мнению, что у отца и братьев? А ваш зять, кстати, он что подумал?
– О, Брайен считал, что в письме все правда.
– А вы?
– У меня не было полной уверенности.
– А ваши чувства – что бы, положим, вы испытали, если б эта особа и впрямь оказалась вдовой Эдмунда?
Выражение лица его собеседницы смягчилось.
– Я очень любила Эдмунда. Любила больше всех братьев. Письмо, мне показалось, вполне такое, какое в подобных обстоятельствах и напишет девушка вроде Мартины. События тоже развивались вполне естественно. Я поняла, что к тому времени, как кончилась война, она либо опять вышла замуж, либо жила с мужчиной, который принял их с ребенком под свое крыло. Потом, возможно, человек этот умер или оставил ее, и она сочла уместным обратиться к родным Эдмунда, как он того и желал. Так что мне письмо показалось правдивым и естественным. Гарольд, впрочем, подчеркнул, что если оно фальшивка, то написано женщиной, которая знала Мартину, располагала всеми фактами и имела полную возможность сочинить правдоподобное послание. Я не могла не признать справедливость его доводов, но все-таки…
Она не договорила…
– Вам хотелось думать, что это правда.
Она взглянула на него с благодарностью.
– Да, хотелось. Я была бы рада, если б оказалось, что после Эдмунда остался сын.
Краддок кивнул головой.
– Письмо, как вы сказали, по первому впечатлению звучит вполне убедительно. Настораживает то, что последовало – внезапный отъезд Мартины Кракенторп в Париж и тот факт, что вы с тех пор не получали от нее известий. Вы откликнулись на ее письмо в добром духе, изъявили готовность принять ее. Почему, даже если ей пришлось вернуться во Францию, она больше не писала? Это – если она действительно та, за кого себя выдает. С самозванкой, конечно, такое объяснялось бы проще. Я было подумал, что вы советовались с мистером Уимборном и он стал наводить справки об этой особе, чем мог вспугнуть ее. Но вы говорите, до этого не дошло. Тогда остается вероятность, что нечто подобное мог предпринять кто-то из ваших братьев. Возможно, у этой Мартины такое прошлое, что в него лучше не заглядывать. Она, быть может, рассчитывала, что будет иметь дело с одной только любящей сестрой Эдмунда, никак не с жесткими, искушенными бизнесменами, которых на мякине не проведешь. Надеялась получать от вас деньги на ребенка – хотя какой он ребенок, наверное, уже лет пятнадцать малому – без лишних расспросов. А выходило, что предстоит столкнуться с чем-то совсем иным. В конце концов неизбежно возникли бы, как я себе представляю, и серьезные юридические вопросы. Ведь если у Эдмунда Кракенторпа жив сын, рожденный в законном браке, то он становится одним из наследников состояния, оставленного вашим дедом?
Эмма кивнула.
– Мало того, он, по моим сведениям, унаследует со временем и Резерфорд-Холл со всеми прилегающими земельными угодьями, которые на сегодняшний день, по-видимому, следует рассматривать как чрезвычайно дорогостоящую площадь для застройки.
Видно было, что Эмма не ожидала такого поворота.
– Да, об этом я как-то не подумала.
– Во всяком случае, волноваться не стоит. Вы правильно сделали, что пришли ко мне с этим сообщением. Я займусь расследованием, хотя и склонен полагать, что между женщиной, которая писала вам – пытаясь, вполне допускаю, поживиться за ваш счет обманным путем, – и той, чей труп нашли в саркофаге, скорее всего никакой связи нет.
Эмма встала, облегченно вздохнув.
– Я так рада, что состоялся этот разговор. Вы были очень добры ко мне.
Краддок проводил ее до двери.
Потом взял трубку и позвонил сержанту сыскной полиции Уэзероллу.
– Боб, для тебя есть работа. Езжай на Элверс-Кресент, дом 126, квартира 10. Захвати с собой фотографии женщины из Резерфорд-Холла. Посмотри, что удастся выяснить о некой особе, называющей себя миссис Кракенторп, миссис Мартиной Кракенторп, которая либо там проживала числа с пятнадцатого декабря и до конца месяца, либо наведывалась туда за письмами.
– Слушаюсь, сэр.
После этого Краддок занялся ворохом бумаг, что накопились у него на столе и требовали внимания. После обеда сходил поговорить с театральным агентом, своим давним знакомым. Расспросы оказались бесплодны.
К концу дня, вернувшись в служебный кабинет, он нашел у себя на столе телеграмму из Парижа:
«СВЕДЕНИЯ, ПОЛУЧЕННЫЕ ОТ ВАС, МОГУТ КАСАТЬСЯ АННЫ СТРАВИНСКОЙ ИЗ ТРУППЫ «МАРИЦКИ-БАЛЕТ». ЖЕЛАТЕЛЬНО ВАШЕ ПРИСУТСТВИЕ. ДЕССИН, ПРЕФЕКТУРА»
Краддок издал глубокий вздох облегчения, морщины на лбу его разгладились.
«Ну наконец, – думал он. – И не нужно впустую рыскать по следу Мартины Кракенторп».
Он решил, что сегодня же вечерним паромом отправится в Париж.
– Так мило, что вы пригласили меня к чаю, – проворковала, обращаясь к Эмме Кракенторп, мисс Марпл.
Выглядела мисс Марпл нынче особенно хрупкой и благостной – типичный божий одуванчик. Она обвела лучистым взглядом собравшихся: Гарольда Кракенторпа в темном, отлично сшитом костюме, Альфреда, который с обворожительной улыбкой протягивал ей сандвич, Седрика, который стоял у камина в потрепанном твидовом пиджаке, хмуро поглядывая на остальных членов семейства.
– Нам очень приятно, что вы сумели к нам выбраться, – отозвалась вежливо Эмма.
Ничто сейчас не напоминало о сцене, которая разыгралась в тот день после ланча, когда у Эммы вдруг вырвалось:
– Боже ты мой, совсем забыла! Я ведь сказала мисс Айлзбарроу, что она может привести сегодня к чаю свою старушку тетку!
– Отмени, – резко сказал Гарольд. – Нам еще многое необходимо обсудить. Посторонние нам здесь ни к чему.
– Может попить чаю на кухне, например, вдвоем с этой девицей, – сказал Альфред.
– Нет, я так не могу, – твердо сказала Эмма. – Это недопустимая грубость.
– Да пусть приходит, – сказал Седрик. – Будет случай вытянуть из нее чуть больше об этой пресловутой Люси. Не мешало бы получше узнать эту особу, должен сказать. Что-то я ей не очень доверяю. Уж больно ловка.
– С ней все чисто, прекрасные связи, – сказал Гарольд. – Я не поленился выяснить. Всегда полезно знать, с кем имеешь дело. А то шныряет здесь по всем углам, находит труп…