— Какая разница. Просто дело уже давно шло именно к этому.
Многие высказывались за то, чтобы прикончить Эза. Я и другие возражали. МагДа взяли нашу сторону, и это всё решило. По их расчётам, избыток милосердия должен был сослужить нам в конечном итоге лучшую службу, чем избыток мстительности. Даже тогда, когда никто из нас по-настоящему не верил ни в какое будущее, МагДа планировали его.
Я жалела Эза, хотя и презирала, конечно, тоже. Мне казалось, что совершённый им чудовищный поступок не пройдёт для него бесследно; что он либо очистит его, либо окончательно превратит в монстра. Меня шокировало то, что, убив человека, он умудрился остаться таким же жалким, как и прежде. Он глупо обижался. На все мои вопросы отвечал с детским нахальством. Он хотел рассказать мне свою жизнь, как делал с Ра, на Языке, для Хозяев. И продолжал с того места, на котором они остановились.
Он часто темнил. Например, он так и не сказал, с каким заданием его прислали к нам — а я не сомневалась, что задание у него было, — и о том, какая роль отводилась ему — и Ра — в свержении властей Послограда. Мотивы, которые заставляли его держать это в секрете, тоже были непонятны: впрочем, с мотивами всегда так.
Не знаю, как новость о смерти Ра — вернее, того, кто стал им чисто технически, — просочилась наружу, но о том, что его, а значит, ЭзРа, больше нет, узнали в Послограде. Охранник, шпионская осокамера, кто-нибудь из послов; двойник мог сболтнуть это временному партнёру просто ради того, чтобы заполнить паузу. Знание переполнило Послоград. На четвёртый день после смерти Ра я проснулась от колокольного звона. Секты созывали своих верующих. Я поняла, что скоро толпа, осознав бессилие служителей, начнёт осаждать нас требованиями сделать хоть что-нибудь.
Послоград падёт, быть может, ещё до того, как на нас пойдут войной безумные ариекаи. И тогда в свободное от работы время, по разным причинам, среди которых преобладала внезапная тревога, ощущение того, что он, может быть, видит происходящее иначе со своей чудной точки зрения, и либо сам нуждается в моей помощи, либо, наоборот, может оказать помощь мне, я начала искать Скайла.
После того, что натворили при пособничестве Скайла КелВин, я старательно избегала любых расспросов о том, кто ещё из послов мог участвовать в казни Сурль/Теш-Эчера. Я просто не могла думать об этом. Чего в этом было больше, трусости или прагматизма, я не знаю. В те дни незнание было благом: жить в Послограде было тогда и без того тяжело, а уж общаться с коллегами, зная о ком-то из них такое, и подавно. Я, наконец, увидела КелВин на собрании послов, куда пришли все: и те, кто состоял в комитете МагДа, и распустившиеся, и трусливые. Я сразу направилась к ним.
— Где он? — спросила я Вина. — Скайл. — Теперь-то я не спутала его с двойником. Но ни один из них мне не ответил.
Мне позвонил Брен.
— Нападение на людей. В Карибском переулке.
Корвид доставил констеблей, МагДа и меня в горячую точку на окраине Послограда. Брен был уже там, внизу, с фонарём в руках он делал нам знаки, показывая, где сесть: дело было ночью. На другом конце улицы ариекаи шумно осаждали какой-то дом. Внутри оставалась небольшая группа терранцев. Тех, которые отказались покинуть район вместе с соседями.
— Идиоты, — сказал кто-то про них.
Ариекаи бросали в окна что попало: мусор, камни, стекло. Каждый из них по очереди хватался за дверь и начинал её трясти, но отступал, обескураженный непонятным механизмом. Они кричали на Языке. Голос ЭзРа. Где он?
— Эти самые больные, — сказал Брен. — Они уже слишком далеко зашли, им мало того, что им дают сейчас. — Мы продолжали отчаянно экономить записи бога-наркотика. — Они знают, что терранцы здесь, и думают, что у них есть голос ЭзРа, на чипах или где-то ещё. Нечего так смотреть. Логика тут ни при чём. Они дошли до крайности.
Слетелись осокамеры. Мы наблюдали их работу. Что чувствуют люди, став свидетелями конца? В моём случае это было не отчаяние, а неверие в то, что происходило у меня на глазах, и бесконечное потрясение. В красной грязи под копытами ариекаев лежали останки человека. Терранца, растоптанного в кашу. Я была не единственной, у кого при виде него вырвался крик.
Камеры подлетали ближе. Одну выхватило из воздуха раздражённое дающее крыло. Констебли проверяли оружие, но разве мы смели напасть на ариекаев? О возмездии не было и речи. Кто знал, к чему оно может привести?
Офицеры обошли дом сзади, незаметно пробрались внутрь и потихоньку вывели перепуганных обитателей. Мы смотрели отрывочный репортаж: вот военные со спасёнными людьми; а вот ариекаи, гремя панцирями, бросаются на дом. Движения стало больше. На помощь осаждающим шли ещё ариекаи.
— Ну вот, — сказал Брен. Он нисколько не удивился.
Новеньких было пятеро или четверо. Я думала, что они идут помогать своим, и потому была поражена, когда они, молотя грудными крыльями, словно цепами, клином врезались в осаждавшую здание толпу. Вставая на дыбы, они обрушивали копыта на своих собратьев, ломая их панцири. Бой был стремительным и ужасным.
Ариекайская кровь хлестала повсюду, слышались крики боли.
— Смотрите. — Я показала пальцем. Камеры порхнули с места на место, и на миг показали нападающих с другой стороны. — Видите? — У них на спинах не было крыльев. Только обрубки с остатками плоти на них. Брен зашипел.
Глубоко потрясённые обитатели дома подошли к нашему летательному аппарату и вместе с нами наблюдали схватку. Нападающие убили одного ариекая. Глядя, как он умирает, я думала об Улье. Лежащий Хозяин был весь в отпечатках копыт, окрашенных в знакомый красный цвет: тот, кто его убил, поскользнулся на останках затоптанного терранца.
— Значит… теперь у нас появились ариекаи-защитники? — спросила я.
— Нет, — ответил Брен. — То, что ты сейчас видела, о другом.
Мы перевели последних жителей с окраин Послограда в кварталы, для охраны которых у нас ещё хватало констеблей и поспешно набранной милиции. Правда, кое-кого всё же пришлось оставить. Ариекаи собрались там, где заканчивались наши улицы, и наблюдали, как съезжают их соседи-люди. Но мы специально подгадали переезд на время передачи ЭзРа: двойной голос звал, и ариекаи, забыв обо всём, с топотом помчались к громкоговорителям и оставили нас в покое.
Между превращавшимся в руины городом Хозяев и Центром Послограда возникла зона отчуждения: наши дома, пустые скорлупки без мужчин и женщин, без единой ценной вещи, в которых осталось лишь старьё и брошенное, ненужное барахло. Я помогала проведению исхода. А потом бродила по опустевшим комнатам в разреженном воздухе на краю дыхания эоли.
Энергию ещё не отключили. В иных местах жители забыли погасить экраны и изображения, и теперь дикторы разговаривали со мной, рассказывая о тех самых переездах, которые оставили их в одиночестве, передавали интервью с МагДа, которые сурово кивали и настаивали на необходимости этой временной меры. Я переходила из одного опустевшего дома в другой и наблюдала, как притворяются мои друзья. Брала в руки книги и безделушки и снова ставила их на место.