Дело о ледяных руках | Страница: 25

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Теперь это уже не имеет значения. Что было потом?

– Я собрала все пакеты, выбежала из мотеля и сложила их в машину. Я знала, что до фермы пять минут езды, и там, около нее, есть большой контейнер для мусора. На ферме пользуются сухим льдом для хранения рыбы… Вот я и подумала, что, если я сложу пакеты в контейнер, сухой лед испарится до того, как кто-нибудь увидит содержимое контейнера, все решат, что это мусор с фермы… То есть использованные пакеты из-подо льда, в которых хранилась форель…

– Продолжайте.

– Подумав так, я оказалась просто кретинкой, потому что совершенно забыла об отпечатках пальцев. О, мистер Мейсон!.. Если бы вы меня простили, я бы никогда, никогда больше вас не обманывала!

– Продолжайте, я должен точно знать, что же произошло.

– Ну, когда лейтенант Трэгг показал этот кусочек от пакета и вы заговорили об отпечатках пальцев, я просто похолодела, у меня все внутри затряслось. Только тут я подумала, что могла оставить на них отпечатки пальцев. Вам это было неизвестно, а я прекрасно знала, что по специальному заказу на пакетах для льда фермы Осгуда была напечатана ее реклама. Вот ее кусочек я и увидела на том обрывке, который держал в руках лейтенант Трэгг.

– Он и хотел, чтобы вы это увидели! Я же говорил вам, что расставлена ловушка. Лейтенант послал своих ребят на ферму, а вы угодили ему прямо в руки.

– Только сейчас я это поняла, тупая идиотка!..

– Вернемся к тому, что вы сделали дальше. Вы собрали все пакеты и отнесли их в машину, отвезли на ферму и засунули в мусорный бак.

– Точно.

– Просто бросили их сверху?

– Конечно нет, я засунула руку и перемешала весь мусор, так что пакеты оказались на дне, чтобы никто их случайно не увидел: не хотела, чтобы такое количество пустых контейнеров из-подо льда привлекло чье-то внимание. К тому же… на двух из них были размазанные пятна крови.

– Пока вы возились с ними, у вас и замерзли так сильно руки?

– Ну конечно, я даже сразу не почувствовала, как они у меня окоченели.

– Значит, вы все-таки вспомнили о рекламной надписи, пятнах крови и отпечатках пальцев на пакетах и, решив, что горизонт чист и полиция за вами не следит, отправились их выбрасывать. Ну а что вы собирались с ними делать дальше?

– Я собиралась сложить их все в мешок и утопить, предварительно уничтожив отпечатки. Мне показалось, что полиция все-таки может их обнаружить, и потому я хотела намочить их предварительно в воде, считая, что это окончательно уничтожит отпечатки.

– Вы нашли все десять контейнеров, когда вернулись?

– Да.

– Все десять?

– Да.

– Включая и те, на которых была кровь?

– Да, все.

– Что же случилось дальше?

– Совершенно внезапно мне в лицо ударил сноп света. Навстречу шел человек, позади него шел еще один мужчина. Тот, что был впереди, направил свет мне прямо в лицо и сказал: «Леди, мы из полиции, не шевелитесь».

– Что же сделали вы?

– Я закричала и так испугалась, как никогда в жизни, у меня внутри все перевернулось…

– Итак, вас поймали с поличным. У вас возникло чувство вины. Вы пытались оправдаться. Что вы при этом говорили?

– Мистер Мейсон, я была не в состоянии вымолвить ни слова. Я пыталась собраться с мыслями… Я готова была отдать на отсечение свою правую руку, чтобы какая-то спасительная ложь пришла мне на ум. Но я абсолютно потеряла дар речи.

– Понимаю, но они продолжали на вас давить, требуя объяснений. Спрашивали, что вы тут делаете, у мусорного бака. Говорили, что, если вы объясните свои действия, они все поймут. Они прекрасно знали, что человек в вашем положении часто совершает поступки, за которые ему стыдно, что очень часто он и в самом деле кажется виновным, хотя почти всегда его поступкам можно найти логическое объяснение.

– Мистер Мейсон, как вы точно угадали, что они говорили! Откуда вам это известно?

– Это стандартная линия поведения полиции. Они обращают внимание на все – как вы держитесь, какова ваша реакция на их вопросы… Вы ведь пытались оправдываться?

– Я была не в состоянии, мне было абсолютно нечего им сказать. В конце концов я взяла себя в руки и заявила, что поскольку они мне не верят и любые мои объяснения обернутся для меня плохо, то им надо увидеться с моим адвокатом.

– И они вас задержали?

– Они сказали, что задерживают меня, посадили в машину и отвезли в тюрьму. Потом за мной пришла женщина-полицейский, и они допрашивали меня несколько часов.

– Как вы себя вели?

– Спокойно. К тому времени я поняла, что чем больше они из меня вытащат, тем хуже мне будет. Поэтому я решила молчать. Надо было себя вести по-другому?..

– В таких обстоятельствах только так и нужно, – ответил, обдумывая создавшееся положение, Мейсон. – Ну а теперь объясните мне, почему вы все-таки поставили именно на эту лошадь? – внезапно задал вопрос адвокат. – Кто вам подсказал?

– Мне никто не подсказывал!

Раздраженный Мейсон поднялся, собираясь уходить.

– Что ж, Ненси, иногда приходится расставаться до срока. Вы мне лгали слишком долго, и я должен вам сказать, что, по-моему, вы не умеете лгать. Не знаю, может, у вас мало практики или вы слишком низкого мнения об интеллекте окружающих вас людей. Но вы…

– Мистер Мейсон, пожалуйста, поверьте, я говорю чистую правду!

– Не стройте из себя дуру. У вас должны были быть очень веские причины ставить на ту лошадь. Она никому не известна, и без наводки никто не мог бы предположить, что она выиграет, потому и выигрыш ваш так велик. Когда молодая женщина в вашем положении ставит пять сотен долларов на такую лошадь и неожиданно для всех выигрывает, она действует совсем не по наитию. И это ясно всем, уверяю вас.

С этими словами Мейсон направился к двери.

– Подождите, мистер Мейсон, подождите, я вам расскажу.

Полуобернувшись, адвокат остановился.

– Мистер Мейсон, у меня не было никакой информации. Мне никто не подсказывал, на кого ставить. Я просто… я просто поставила на нее, потому что… разве вы не понимаете, это была единственная лошадь, на которую я могла… поставить!

– Нет, я этого, увы, не вижу.

– Это из-за Рода, – наконец выдавила из себя Ненси.

– Рода? Вашего брата?

– Да. Он растратил несколько тысяч долларов, и кто-нибудь мог это обнаружить, а он не мог никак их вернуть.