Комиссар отстранил от должности штатского сотрудника охраны, который не заметил, что пропуск, предъявленный Браманте, когда он явился сюда в качестве уборщика, был выписан на имя женщины. У нее украли сумку со всеми документами, когда она неделю назад делала покупки в Сан-Джованни. А сейчас уборщица пребывала в отпуске на Капри, что нашло отражение в ее ежедневнике, пропавшем вместе с остальными вещами. Агент-новичок, который должен был проводить Дино Абати, сидел сейчас дома и приходил в себя после побоев, нанесенных ему Браманте. Перепуган небось до смерти, решил Коста, боится того, что начнется, когда внутреннее расследование доберется до него. Мессина действовал быстро и совершенно безжалостно, поскольку понимал, что его собственное положение, всего несколько месяцев назад занявшего пост комиссара, находится под угрозой. Это заставило Бруно держаться на некотором расстоянии от Фальконе, который возглавлял следствие, в надежде, может быть, свалить вину на подчиненного, если сверху начнут сыпаться громы и молнии.
Результаты, однако, оказались вовсе не такими, на какие рассчитывал Мессина. У всех на устах было одно и то же выражение: «По уши в дерьме». Пресса захлебывалась от восторга, описывая подробности убийства, случившегося в самом сердце квестуры римского центра. Политики, никогда не упускавшие возможности отвлечь внимание от своих собственных провалов, тоже вступили в дело. Мудрые головы как из самой полиции, так и извне, уже твердили, что случившееся — результат того, что на руководящих постах теперь сидят молодые и неопытные — в частности Мессина. Строгие правила во всем, что касается повседневной бдительности и безопасности, не соблюдаются. Во главу угла поставлены бюрократические процедуры и бумагомарание, а о прозаических, приземленных соображениях, на которые в прежние времена в полиции обращали особое внимание, теперь никто и не вспоминает. И никто, шепотком обменивались мнениями старики, даже не думал обвинять Фальконе во всех грехах. Никто, конечно же, не станет бросать подобные обвинения в лицо человеку, который только оправляется после ранений и вновь старается войти в когда-то привычную для него роль, а тут на него такое валится, что земля горит под ногами…
Мессина выглядел так, словно был готов затоптать этот пожар. Он по очереди оглядел всех троих — Лео, Косту и Перони, — пригласил сесть, а потом заявил напрямик:
— Я назначил на это дело другого человека. И не спорьте, Фальконе. Человек, на которого было совершено покушение, не может возглавлять расследование. Это же относится и к вам обоим. Тут есть один молодой инспектор, Баветти. Хочу попробовать его в деле. А вы обязаны оказывать ему всяческое содействие…
— Совершаете ошибку, — ровным голосом, лишенным каких-либо эмоций, заметил глава следственной бригады.
— Не думаю, что об этом стоит говорить.
— И тем не менее придется, — продолжил инспектор. — Я слишком долго молчал, пока некто Мессина не умудрился однажды посадить нас всех в лужу. И больше молчать не буду.
— Черт бы вас побрал, Фальконе! Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали! Слушайте меня!
— Не стану! — закричал полицейский. — Это вы послушайте! Не кого-нибудь — меня нынче ночью разыскивал Джорджио Браманте, не так ли? И он же сделал фотографии этих двоих и их женщин. Разве это не дает нам кое-какие права?
Комиссар скрестил руки на груди и нахмурился:
— Нет!
— Тогда слушайте дальше, это в ваших собственных интересах. Если бы ваш папаша послушался меня четырнадцать лет назад, его бы не выгнали со службы с таким позором. Вы хотите последовать за ним?
Мессина прикрыл глаза. Он был в ярости. Фальконе щедро сыпал соль на старую рану.
Не дожидаясь реакции, инспектор вывалил всю информацию, что успел собрать за ночь. Говорил быстро, плавно и свободно, не выказывая признаков того, что испытывает затруднения от полученных в прошлом году ранений или от последствий повышенного внимания со стороны Джорджио Браманте. И если раньше кто-то поговаривал, будто полученные в Венеции раны как-то повлияли на умственные способности инспектора, теперь вряд ли озвучит подобное суждение. Косте очень понравилось, как Фальконе всего за несколько минут нарисовал четкую и логически неуязвимую картину последних событий и набросал план ответных действий.
Они вдвоем провели ночь за опросом своей агентуры в учреждениях социальной помощи и ночлежках для бездомных. Было ясно, что Дино Абати обретался где-то неподалеку. Бывший студент превратился во вполне благополучного и вежливого уличного бродягу. Никогда не просил больше, чем на пропитание, и не ждал ничего сверх обычной благотворительности. Те, кто имел с ним дело, считали парня образованным честным малым, просто потерявшим смысл жизни. Он, конечно, здорово выделялся ярко-рыжими волосами и знанием города. При сложившемся положении — Абати находился в Италии, не был нигде зарегистрирован, не имел документов, карточки социального страхования, не платил никаких налогов — улица оставалась для него самым подходящим местом. Браманте просто успел опередить его на пару шагов.
Как выяснилось, погибший намеревался провести ночь в одном из приютов для бездомных возле вокзала Термини, который держали монахи какого-то ордена. В одиннадцать вечера, после бесплатного ужина и просмотра передач по телевидению, кто-то из обслуги принес адресованное ему анонимное письмо, подброшенное в приемную ночлежки. Абати прочитал письмо и, не сказав никому ни слова, вышел на улицу.
Монахи потом нашли это письмо в мусорном ведре в общей гостиной, где все обычно смотрят телевизор.
«Дино! Я сегодня разговаривал с Лео Фальконе. Помнишь его? Он считает, что вам нужно встретиться и поговорить. Склоняюсь к тому же мнению. И чем раньше, тем лучше. Или сперва нам стоит обсудить это тет-а-тет?
Джорджио».
— Прелестно! — пробурчал Мессина. — Разыскиваемый все время опережает нас на три шага. Да что он собой представляет, в конце концов?! Псих или что?!
— Давай рассказывай, — ледяным тоном велел Фальконе Косте.
Коста изложил все очень коротко. Ник сам сегодня утром, сразу после восьми, позвонил матери Дино Абати, уже после того как местная полиция сообщила той печальную новость. Три месяца назад она, оказывается, получила письмо, вроде как от пропавшего Сандро Виньолы, с настоятельной просьбой сообщить ему, где находится Дино. В письме приводились некоторые личные данные, что заставило ее поверить, что писал действительно Виньола. Коста все проверил. Данные были того сорта, какие вполне мог знать и Браманте: даты рождения, домашние адреса, обычные студенческие пристанища в Риме.
— Стало быть, — признал с некоторой благосклонностью Мессина, — вы что-то наконец заполучили.
— Более того, — продолжал Коста. — Мы и другие семьи проверили. Белуччи говорят, что получили такое же письмо, столь же убедительное, за несколько месяцев до того, как погиб Рауль. Можно с уверенностью сказать, что в случаях с другими наткнемся на тот же метод. Вот так Браманте их и выследил.
У комиссара опустились руки.