— Деньги останутся у меня на хранении, Эллисон.
Она медленно заморгала, обдумывая мои слова, потом решила снова рассмеяться.
— Ты думаешь, меня интересуют только деньги?
— Я не знаю.
— Ну, и черт с тобой, — почти игриво сказала она, наклонилась ко мне и потянула за рубашку, предлагая встретить ее на полпути.
Что-то дрогнуло у меня в горле, однако я отвел ее руку в сторону.
— Не самая лучшая идея.
Эллисон отстранилась и приподняла брови.
— Ладно. — Она вышла из машины, с силой захлопнула дверь, повернулась и улыбнулась мне через окно. — Вы с Мило получите удовольствие, когда начнете делить состояние Леса, Трес. Спасибо за прекрасный день.
Я смотрел, как она садится в машину, заводит двигатель и со скрежетом отъезжает от тротуара, и напомнил себе, что именно этого хотел.
Я сидел в темной «Ауди», откинув голову назад, и дышал.
«Считай, что тебе повезло, — подумал я. — Ты провел рядом с этой женщиной семь часов, и никто из вас не умудрился пролить чужой крови».
Но как только я закрыл глаза, то сразу почувствовал, как они горят. Я попытался воспроизвести события дня десятью разными способами, перебирая все умиротворяющие или по-настоящему обидные слова, которые мог произнести, но испытал еще большее раздражение.
Мне следовало бы поехать в «Индиан пейнтбраш». У меня появилось множество новых вопросов к мистеру Шекли, дополнительная информация для Мило, и я мог бы увидеть девушку, поющую прямо сейчас «Сеньориту Билли» и глядящую на свою аудиторию чудесными карими глазами.
Но вместо этого я выбрался из машины — ноги у меня слегка дрожали после долгой езды — и доковылял до своей квартиры, ощущая, что мой корабль получил торпеду возле носа и чуть ниже ватерлинии.
Я попытался отнестись к утру воскресенья как к началу любого другого дня. Занялся тайцзи, позавтракал с Робертом Джонсоном — сделал депозит в пятьдесят тысяч долларов под антикварным розовым кустом моего арендодателя.
Потом я отправился на Вандивер-стрит и еще до того, как там кто-нибудь проснулся, оставил «Ауди» у входа, положил ключи в почтовый ящик, забрал свой «ФВ» и поехал на юг в сторону небоскреба, где находился офис государственного страхования.
Если бы здание стояло в центре города, оно не привлекало бы к себе внимания, но здесь возвышалось посреди равнины к югу от колледжа Сан-Антонио в окружении парков и одноэтажных офисных комплексов и казалось огромным. На парковке стояло всего несколько машин, и среди них желто-горчичный «БМВ» Сэмюеля Барреры.
Я нажал кнопку лифта, поднялся на шестой этаж и оказался перед дверью с матовым стеклом и следами от написанных карандашом букв: СЭМЮЕЛЬ БАРРЕРА, РАССЛЕДОВАНИЯ. Теперь над золотой кнопкой звонка висела роскошная бронзовая табличка, на которой было написано: «Ай-Тек секьюрити энд инвестигейшн».
Я не стал нажимать кнопку, просто вошел в крошечную приемную и остановился перед маленьким раздвижным окном, как в кабинете дантиста. Окошко оказалось открытым.
Секретарша была такого маленького роста, что ей пришлось задрать голову, чтобы увидеть меня из-за стойки. Ее волосы поднимались над головой в виде заглавной буквы U; видимо, их неподвижность обеспечивал специальный спрей.
— Чем могу вам помочь? — осведомилась она.
Я улыбнулся и поправил галстук.
— Трес Наварр. Я к Сэму.
Она нахмурилась, поскольку посетители не должны приходить утром в воскресенье и спрашивать Барреру, в особенности по имени.
— Вы не присядете?
— Непременно.
Стеклянная панель закрылась перед моим носом.
Я присел на диван и прочитал последний выпуск журнала компании, выпущенного в Нью-Йорке. Там рассказывалось, как успешно они производят захват частных фирм в различных штатах, а потом продают их прежним владельцам как лицензии «Макдоналдс». Одно рекламное объявление, предназначенное возможным клиентам, объяснило мне, что нужно, чтобы стать «Материалом Ай-тек».
Я как раз оценивал свой «Ай-тек потенциал», когда внутренняя дверь в приемной распахнулась и из нее вышел Сэм Баррера.
— Какого дьявола тебе здесь нужно, Наварр? — спросил он, подходя ко мне.
Я отложил в сторону журнал.
Баррера был в традиционном костюме с жилеткой, на этот раз коричневом. Его желтый галстук удивительным образом соответствовал заданной цветовой гамме. Золотые кольца блистали, Барреру окутывал сильный аромат дорогого одеколона.
— Нам нужно поговорить, — ответил я.
— Ничего подобного.
— Я был на озере Медина, Сэм.
Сталь в глазах Барреры стала чуть более твердой.
— С тобой поговорят, Наварр. Но это будут другие люди. Тебе следует сказать Эрейни…
— Речь идет не только о домике Леса, Сэм. Ты кое-что пропустил.
На секунду Баррера пришел в замешательство. Наверное, миновало немало лет с тех пор, как кто-то в последний раз осмеливался предположить, что тот чего-то не заметил. И можно не сомневаться, что подобные заявления не исходили от любителя, который почти в два раза его младше.
— Парки и дикая природа, — добавил я.
Баррера соображал быстро. Его лицо прошло фазу хамелеона, красный цвет сменился коричневым, потом превратился в цвет черного кофе.
— У Сент-Пьера была лодка? Он ее зарегистрировал?
— Ты хочешь узнать, что мне удалось выяснить, или будешь продолжать меня запугивать?
Баррера сумел успокоиться настолько, что цемент, удерживающий в неподвижности выражение его лица, снова затвердел.
— Зайдешь в мой кабинет?
Не дожидаясь ответа, он повернулся на каблуках. Я последовал за ним.
Кабинет Сэма представлял собой святилище сельскохозяйственного и политехнического университета Техаса: ковер и драпировки насыщенного красно-коричневого цвета, в книжном шкафу красного дерева вечнозеленые растения чередовались с дипломами и фотографиями Сэма и его сыновей.
На письменном столе стояли фотографии Барреры с друзьями — офицерами полиции, мэром и бизнесменами. На одной из них Сэм стоял рядом с моим отцом. Избирательная кампания шерифа 1976 года. Отец улыбался, Баррера, естественно, сохранял невозмутимость.
Сэм сел за свой письменный стол, я устроился напротив в большом коричневом кресле, низком и слишком мягком. В результате я должен был чувствовать себя маленьким и неуверенным.
— Рассказывай, — сказал Сэм и наклонился вперед.
— Пиратские копии, — сказал я. — Шекли записывает выступления своих лучших исполнителей у себя в студии и отправляет диски в Европу для производства и распространения. Но в последние время его обуяла жадность, и он начал импортировать их в Соединенные Штаты. Вот почему твои друзья федералы так заволновались.