— Ради бога, прекратите эти поклоны!
Аксель вышел из себя. Герда подняла на него испуганный взгляд:
— Да, господин.
Аксель немедленно пожалел о своих словах. Он же знает, что Герда служит домработницей с двадцатых годов. А тогда царили совсем другие порядки и от нее требовалось именно такое поведение. И все-таки каждый раз при виде ее смирения ему становилось не по себе. И он вспоминал своих родителей. В присутствии вышестоящих они всегда как будто съеживались. А теперь вели себя так по отношению к нему. Как будто он им чужой.
— Простите, я не хотел повышать голос.
Аксель знал, что Герда старалась как могла. Но у Алисы были совсем другие представления об иерархии, чем у него.
Не поднимая глаз от ковра, Герда спросила:
— Что-нибудь еще?
Он колебался. Сказать про записку? Если Герда прочитала ее, то своими разговорами он лишь подчеркнет важность случившегося. Если не прочитала, то он разоблачит себя. Аксель решил оставить все как есть. Если Халина позвонит, он прямо скажет ей, что хочет забыть о той ночи, и никто ни о чем не узнает. Ситуация благополучно разрешится, все вернется на круги своя.
— Нет, больше ничего.
Поклонившись, Герда быстро вышла. Аксель смотрел на закрытую дверь. Пережитки ушедшей эпохи. Теперь держать домработницу считается неприличным, особенно в демократичных интеллектуальных кругах, где придерживаются левых взглядов. Но без Герды они действительно как без рук.
Прошло четыре дня, за которые он не написал ни строчки. Вечером бумага оставалась столь же ослепительно-белой, как и утром, когда он садился за стол. У Алисы все шло хорошо, она пребывала в относительно спокойном расположении духа и время проводила в основном в библиотеке. По вечерам в кабинет доносились звуки работающего телевизора. Как-то он попытался составить ей компанию — не глядя друг на друга, они посмотрели «Коломбо» и балаганное представление «Радость в кустах», но потом Акселю надоело и он вернулся в свой кабинет. Алиса скучала по Яну-Эрику и грустила, что он редко пишет. Приходившие письма всегда были адресованы Аннике. Порой ему приходило в голову, что жена больше любит детей, когда они далеко. По крайней мере, подростку, который оставался в доме, она особого внимания не уделяла. Он не понимал, почему она не пытается писать. Когда дети были маленькими, она говорила, что ей не хватает времени, но эта причина потеряла актуальность. Иногда, глядя на чистый лист, он завидовал Алисе. Завидовал тому, что она избавлена от мук творчества.
Он отправился спать, а она все еще оставалась наверху. В ожидании сна его мысли снова вернулись к той ночи и Халине. Не именно к ней — черты ее лица стали совсем размытыми. Но он мысленно повторял путь своей руки, прикасающейся к ее коже, к коже женщины. Вспоминал, как жадно обнимал ее, с какой готовностью она перед ним раскрывалась, как стонала. Как самозабвенно отдавала себя. Никогда, даже в первые годы брака, Алиса так себя не вела. Не совершил ли он страшную ошибку, разбудив силу, о существовании которой успел забыть? Кто сможет теперь утолить его голод? Сидящая у телевизора Алиса? Невозможная, почти отталкивающая мысль. Или все-таки попробовать? Но где взять мужество для того, чтобы проявить инициативу? Как преодолеть страх отказа? Возможно ли снова разбудить ту страсть, которую когда-то она в нем вызывала? Страсть, которую давно заглушили ссоры, безразличие, молчание? Он помнил их первые годы. Они занимались любовью, лежали рядом, слушая, как стучат их сердца.
Он никогда не был так одинок, как сейчас.
Мысль о том, что заняться сексом с собственной женой труднее, чем с незнакомкой в отеле, поразила и вдохновила. Может, ему удастся использовать это в книге?
Чувство вины потихоньку притуплялось. Воспоминания, конечно, мелькали, но он старался не обращать на них внимания. Что сделано, то сделано, время исправит его ошибку. Но на пятый день после той ночи, вернувшись в кабинет из туалета, он обнаружил на столе толстый белый пакет без почтовых штемпелей. Он перевернул его, чтобы прочитать имя отправителя, и моментально впал в ярость, обнаружив знакомую заглавную букву. Единственную. Как будто это был знак тайного соглашения между ними. Он встал и пошел искать Герду. Нашел ее в гостиной, она стояла на коленях перед изразцовой печкой.
— Как это попало в дом?
Герда торопливо встала, поправив рабочий халат. Он протянул ей конверт.
— Висело в пакете на входной двери. Видимо, прислали с посыльным, но звонка я не слышала.
Получив эту информацию. Аксель повернулся, чтобы уйти, и через приоткрытую дверь в библиотеку увидел жену. Она читала, сидя в кресле. Не отрывая взгляда от книги, она спросила:
— А что там?
— Не знаю.
— Что значит «не знаю»?
— Я еще не открывал.
— Так открой. Может, найдешь какое-то объяснение.
Не ответив, он вернулся в кабинет. Запер дверь, быстро разорвал конверт и вытащил стопку бумаги. Он сразу понял, что это ее рукопись. Написанная от руки на линованной бумаге. Напечатанное на машинке письмо прикреплено скрепкой к титульной странице. Рагнерфельдт пробежал глазами текст.
Аксель, все эти дни я думала о тебе, ты постоянно присутствуешь в моих мыслях. Посылаю тебе свою книгу и буду благодарна за любые замечания. Рукопись еще никто не читал (ты поймешь, что этот текст простирается далеко за пределы горизонта Торгни!). Твои прекрасные глаза будут первыми, кому откроется эта книга. Твоя Халина.
P.S. Я бесконечно рада, что мы встретились!
Поначалу он даже не мог понять, что его злит больше — интимная интонация, предполагающая интерес с его стороны, или беззастенчивое покушение на его драгоценное время. Если бы он хотел стать редактором, то пошел бы работать в издательство. Меньше всего его интересуют отчаянные амбиции начинающих авторов.
Сунув письмо и рукопись в конверт, Аксель открыл замок на двери в гардеробную. Швырнул конверт сверху на ближайшую стопку и вернулся к печатной машинке. Часы показывали двадцать минут третьего.
Он просидел за письменным столом до вечера и снова не написал ни строчки.
За окном не утихал дождь, циклон, пришедший еще летом, упорно не хотел уходить. Четыре дня дождь льет как из ведра, так темно, что свет приходится включать уже после обеда. В почтовый ящик попала вода, но текст на открытке, которую вместе с почтой принесла Герда, не размыло. Черным по белому написано и выставлено на всеобщее обозрение:
Ресторан «Принц», 17:00, сегодня. Твоя Х.
Герда успела уйти, а им снова овладела нерешительность. Почему для него так важно знать — догадывается Герда или нет? Сплетничать с Алисой она в любом случае не станет. Тут что-то другое. По какой-то причине ему необходимо одобрение Герды. Приезжая к ним в гости, мать с отцом подолгу сиживали у Герды на кухне — до Акселя доносился их приглушенный смех и непринужденные разговоры, которые, однако, умолкали при его появлении. Это была общность, в которую Акселя не принимали. Он хотел переманить Герду на свою сторону, чтобы она передала родителям, что он заслуживает симпатии. Чтобы достучалась туда, куда он сам добраться уже не мог. Она связывала его с тем, что у него отняли.