На лицевой стороне открытки был изображен котенок, сидящий на розовой шелковой подушке. Он взял из ящика стола ключ от гардеробной и бросил открытку в коробку с читательскими письмами.
Разумеется, он не пойдет ни в какой «Принц». Но назойливость Халины мешала сосредоточиться. Любой его шаг будет означать, что он идет ей навстречу. Окружающие Акселя люди всегда точно исполняли его указания. Он давно к этому привык и знал, что делать, когда что-то не срабатывает. Но спонтанность Халины ставила его в тупик. Халина занимала его мысли, тем самым получая власть, которую никто ей не давал. Это невыносимо. Он уже сейчас не в состоянии это терпеть.
Дождь не прекращался. В новостях сообщили о рекордном количестве осадков. Никогда раньше в Свеаланде не шли такие продолжительные дожди.
Позвонили из издательства, сказали, что хотят встретиться. Готовилось переиздание нескольких его старых книг, и пришел черед выбирать обложки. Он неохотно оставил кабинет и поехал в центр на такси. Надо просить выдать аванс, а это всегда унизительно. Алиса пока ничего не знает, но причина для беспокойства уже есть. Если в ближайшее время он не напишет ничего нового, ситуация с деньгами станет критической.
В редакции Рагнерфельдту предложили кофе и булочки, и только в конце разговора издатель осторожно поинтересовался, как обстоят дела с новой книгой. Аксель соврал, что хорошо. Возможно, к весне он закончит роман. Он тут же раскаялся в своей лжи. Но его просьбу об авансе удовлетворили.
Когда Аксель вышел на улицу, дождь наконец прекратился. Стоя у входных дверей, он подумал, не прогуляться ли до метро Слуссен. И уже собрался идти, когда почувствовал на плече чью-то руку. Сигаретный дым, или интуиция, или подспудное ожидание. Еще не оглянувшись, он уже знал, кто это. Она улыбалась. Он забыл все, что собирался сказать. И не мог выдавить из себя ни слова.
Рагнерфельдту очень не нравилось все происходящее, не нравилось, что ситуация выходит из-под контроля. Записка Халины, найденная Гердой в кармане его пальто, была попыткой вмешательства в его жизнь, а дни, проведенные в ожидании новых выходок этой женщины, превратились в одну сплошную муку. Халина выбросила сигарету и попыталась обнять его. Он уклонился, сделав шаг назад.
— Послушай, Халина, я…
— Тсс.
Она прижала палец к его губам, что окончательно вывело его из себя.
— Я только посмотрю на тебя немного.
Он почувствовал запах табака. Убрал ее руку со своего лица, стряхнул, словно хотел избавиться от чего-то неприятного. Ее улыбка исчезла так же внезапно, как появилась она сама.
— Что случилось? Почему ты так странно себя ведешь?
Из издательства вышли двое мужчин. Одного Аксель знал и кивнул ему, стараясь держаться как можно более непринужденно. Халина не спускала с него глаз. Словно оценивала новую ситуацию. Потом, порывшись в сумке, вытащила новую сигарету, закурила и быстро выпустила дым.
— По-моему, это мне нужно обижаться. Знаешь, сколько времени я ждала тебя в «Принце»?
— Я не говорил, что приду.
— Нет. Но ты мог бы найти время позвонить в ресторан и сказать, что тебе что-то помешало. Это избавило бы меня от неудобства.
Несмотря на обиду, Халина говорила примирительным тоном.
— Халина, я не знаю, на что ты рассчитывала, но ты не должна искать встреч со мной, ты же знаешь, что я женат.
Она фыркнула.
— В Вестеросе все выглядело иначе.
— Да, я понимаю, получилось глупо. Но я думал, все это подразумевает, что… все это случилось только… только тогда…
— Когда тебе захотелось немного потрахаться?
Аксель закрыл глаза и заслонил лицо рукой.
Ситуация абсурдная, и, несмотря на весь свой писательский опыт, он не может подобрать в ответ нужные слова. Сорока восьми лет от роду он стоит посреди улицы и пытается порвать отношения, которые никогда не собирался начинать. В надежде хоть как-то объясниться он всплеснул руками и начал жестикулировать.
— Прости, если я заставил тебя подумать, что между нами что-то возможно, пожалуйста, прости. Обычно я никогда так не поступаю, просто так получилось. Я думал, мы оба понимаем, что повторение невозможно. У меня семья, дети, и я… Я на самом деле прошу у тебя прощение.
Она улыбалась, но теперь по-другому.
— То есть, по-твоему, это все, да?
— К сожалению, да.
Она усмехнулась беззвучно.
— То есть ты, Аксель Рагнерфельдт, высоколобый писатель, полагаешь, что мною можно слегка попользоваться, а потом выбросить, как старое полотенце?
— Халина, пожалуйста.
Он смотрел умоляюще, но она только покачала головой:
— Как же я могла быть такой дурой?
Ему вдруг показалось, что он разговаривает с ребенком.
— Халина, пожалуйста, я искренне прошу прощение за все, что произошло. Давай попробуем расстаться друзьями, ведь это возможно?
Она затянулась сигаретой.
— Знаешь, что я делаю, когда сержусь на себя?
Он вздохнул:
— Ну почему мы не можем…
— Вот что я делаю, когда сержусь на себя.
Она протянула вперед руку. Он не успел понять, что происходит. Горящая сигарета, прижатая к ее запястью, погасла с шипящим звуком. Схватив Халину за руку, он с ужасом смотрел на кроваво-черный след.
— Ты с ума сошла?
Она замерла, оглушенная болью. Рагнерфельдт огляделся, пытаясь понять, видел их кто-нибудь или нет. Поблизости никого не было. Она закрыла рану рукавом куртки. Он взял ее за локоть, но она высвободилась, отступила назад, развернулась и пошла прочь. Окончательно утративший чувство реальности, Аксель, не шевелясь, смотрел ей вслед. Она перешла улицу, а он все еще стоял, не в силах осознать случившееся. Его испугало не только то, что она сделала, но и то, что он заметил в ее глазах. Он уловил это еще в прошлый раз, а теперь видел со всей ясностью. Он должен исчезнуть из ее сознания. Быть частью того, что занимает ее мысли, нельзя. На противоположной стороне улицы она вдруг остановилась и развернулась к нему лицом:
— Послушай, Аксель!
Он смотрел на нее не моргая и ждал.
— У тебя ведь такая богатая фантазия! Иди домой и подумай, как я могу поступить, когда сержусь на кого-нибудь другого.
* * *
В четыреста третьем номере Ян-Эрик проснулся один. Рядом на цветастом покрывале лежали лишь пустые бутылки — большая, из-под виски, и куча разноцветных маленьких из мини-бара. Он спал в одежде. Вернувшись в гостиницу, он обнаружил ключ, так изобретательно переданный ей в гримерной, у портье — внезапная пауза, по-видимому, заставила ее одуматься. В тот момент он этому даже обрадовался, но, оставшись один в гостиничном номере, не удержался и опустошил весь мини-бар.