– Именно. Более или менее. Ты знаешь, где они закрепились; ездил туда на Копченом. Что я хочу сказать: надо быть полным безумцем, чтобы в самый снегопад прорываться сквозь Данда Преш.

Безумцем, значит…

– Солдатам придется тяжело.

– Если выдержал старый хрен вроде меня, то и все выдержат.

Верно. Только некоторые перенесут все это лучше прочих.

Некоторые – просто одержимы…

Черт возьми, одержимости и ненависти в Черном Отряде хватит на всех.

Работа сделалась для меня всем. Злые времена миновали. Я не проваливался более в ужасы вчерашнего дня, дабы избежать ужасов дня сегодняшнего – это я знал наверняка. Однако спалось мне плохо. За стеной сна до сих пор скрывался ад. Я закопался в Анналы, переписывая наново все, что пожрал огонь. Для этого я без устали и пощады гонял Копченого в прошлое, проверяя свои воспоминания.

Весть о новом положении распространилась по таглиосским землям так быстро, как только могут поспевать копыта лошадей.

Госпожа начала собирать армию и обучать ее навыкам войны со сгустками тьмы, по коим Хозяева Теней получили свое название.

До меня дошло, что Гоблин совершенно пропал куда-то, но – только через несколько недель после его пропажи. Я боялся, что его убили, но Ворчун, казалось, не слишком беспокоился.

Одноглазый был страшно раздосадован. Он так отчаянно старался свести своего приятеля с моей тещей, а того и след простыл!

В ночи, когда ветер не проникает в палату сквозь разбитые, потускневшие окна, не гарцует по опустевшим коридорам и не шепчется с мириадами ползучих теней, крепость сию наполняет безмолвие камня.

Холодные, жестокие сны кипят внутри фигуры, распятой на троне, истлевшем от древности своей. Вот луч света пробивается к ней. Фигура вздыхает, втягивая свет, и испускает волшебный шар своих сновидений, и шар тот, непостижимым образом отыскав дорогу сквозь извилистые коридоры неподвижности, устремляется в мир в поисках сознания, что воспримет его. Тогда Тени по всей равнине исчезают, словно стаи пескарей, почуявших, приближение могучего хищника.

Звезды подмигивают им с холодной насмешкой.

Так было, так есть, и так будет.

88

Обитель боли?

Издевательский смех.

Да, она прекрасна. Почти так же, как я. Но она – не про тебя.

Женщина заботливо укрыла ребенка на ночь. Каждый жест ее был исполнен грации.

Я… Внезапно там оказался я.

НЕТ! Не про тебя! Она моя!

Твое – лишь то, что дам тебе я. Я даю тебе боль. Вот она, обитель боли.

Нет! Кто бы ты ни…

СТУПАЙ!

89

– Уф-ф-ф!

Я открыл глаза и увидел Тай Дэя с дядюшкой Доем. Они встревоженно смотрели на меня. Я помотал головой, удивленный столь скорым их возвращением.

Я лежал на полу в своей рабочей комнате, но одет был для сна.

– Что я тут делаю?

– Ты ходил и разговаривал во сне, – отвечал дядюшка Дой. – Чем и встревожил нас.

– Разговаривал?

Никогда еще не разговаривал во сне. Впрочем, и не ходил никогда.

– Разрази его все, у меня снова был припадок!

Но на этот раз я кое-что помнил.

– Это нужно записать. Прямо сейчас, пока не забыл.

Я ринулся к столу и тут же осознал, что не имею ни малейшего понятия, как об этом писать. С досады я отшвырнул перо.

Вошла матушка Гота с чаем. Налила мне, затем дядюшке Дою, а после и Тай Дэю. Смерть Сари глубоко ранила ее душу, подавив вздорность ее характера. Сейчас она проделывала все чисто машинально.

Так продолжалось уже не первый день.

– В чем твоя беда? – спросил дядюшка Дой.

– Как тебе… Все помню, а вот объяснить…

– Если так, нужно расслабиться. Перестань бороться с собою. Тай Дэй, подай учебные мечи.

Я хотел было заорать, что сейчас не время, однако мечи были дядюшкиным средством от всех напастей. Принять оружие, проделать учебный ритуал, повторить позиции – все это требует полной сосредоточенности. И всегда действовало, вопреки всему моему неверию.

К нам присоединилась даже Гота, хотя умела она еще меньше моего.

90

В ту ночь, когда я пытался найти дорогу наружу из палаты Копченого, я гадал, не разбросал ли Одноглазый по коридорам чар, сбивающих с пути. Оказалось, что да, к тому же разбросал их по всей заброшенной части дворца, чтобы наше местоположение ничем не выделялось. Он дал мне амулет из разноцветных зачарованных шерстяных нитей, велев носить на запястье и сказав, что это позволит мне свободно ходить сквозь его чары и в голове не станет мутиться – по крайней мере, больше, чем обычно.

– Будь осторожен, – предостерег он. – Я эти заклятья меняю каждый день – ты же теперь регулярно с Копченым работаешь. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь – особенно Радиша – вломился, пока душа твоя вдали от тела.

В этом имелся смысл. Копченый для нас был бесценен. Такого прекрасного орудия для добычи сведений никогда прежде не бывало, и мы не могли рисковать, делясь им с кем бы то ни было.

Старик вручил мне перечень необходимых ему регулярных проверок. Там упоминалось и плотное наблюдение за Ножом. Однако полученными сведениями он не спешил пользоваться. Наверное, отсиживался тишком, дабы Нож набрался самоуверенности. И уж заодно решил за нас проблему религиозных раздоров.

Я вопросов не задавал, однако был уверен, что политика Ворчуна тщательно выверена. Жречество было нашим главным политическим соперником. Кстати, в использовании жрецов ради того, чтобы Нож не забрал слишком уж большую силу, по-моему, тоже был смысл.

Имелся у меня и персональный план изысканий: кое-что – для удовлетворения любопытства, а в основном – для выверения событий, нуждающихся в отражении в Анналах. Только на работу с книгами у меня уходило по десять часов в день.

Я просыпался, писал, ел, писал, навещал Копченого, писал, ненадолго засыпал, а после просыпался, и все начиналось снова. Спал я обычно беспокойно: мало приятного пребывать в обители боли.

Дядюшка Дой решил не возвращаться на болота. И матушка Гота – тоже. Большей частью они не показывались мне на глаза, но постоянно находились неподалеку и наблюдали. Ждали исполнения своих надежд.

Война вступила в новую фазу, и нюень бао решили принять в ней участие. Значит, жестокость Обманников будет уничтожена при помощи жестокости нюень бао.

* * *

Одна из главных задач соглядатая, как выяснилось, состоит в том, чтобы понять, где искать нужные сведения. Когда мне нужно было узнать что-либо для Анналов, я, как правило, имел представление, когда, где и при чьем участии происходили данные события. Вдобавок, перепархивая с места на место, можно проверить собственную память, каковую я нашел поразительно недостоверной.