– Я одного хочу, Аарон. Забудь. Забудь обо всем, что случилось в Семи Башнях. С предателем уже разобрались.
– Черт возьми, мужик, у него же жена и сын! – Аарона прорвало. Слова сами собой слетали с языка. – Думать нужно, а потом уж глотки резать. У них больше никого нет в целом свете. Куда им теперь деваться? Такие, как вы, никогда не думают…
Люди останавливались взглянуть на них и спешили дальше. Бел-Сидек был явно ошеломлен, но быстро оправился.
– Тише, Аарон. Что с тобой такое? Аарон понизил голос. Но ему хотелось высказаться, отвести душу.
– Вижу, придется рассказать тебе больше, чем собирался, – бел-Сидек не дал себя перебить, – доверять так доверять до конца. Насиф жив. Мы не убивали его. Пошли; На нас смотрят.
Аарон, кстати, заметил, что улицу Чар вновь запрудили нахлынувшие из акрополя дартары. Они продолжали путь; бел-Сидек заговорил вновь:
– Ты был прав насчет Насифа. Он сдал вашу башню во время осады перевала. Он до сих пор геродианский агент. Они приняли его в свои ряды и произвели в вице-полковники.
– Насифа?!
– Да. Но теперь он снова наш. Мы его приручили. Он будет работать на благо Кушмарраха. Жена и сын его ничего не потеряют. Ты – единственный, не принадлежащий к Союзу Живых, кто знает об этом. Прошу тебя, забудь. Никому ничего не говори и живи как жил. Сможешь ли ты, Аарон?
– Я-то смогу. Но вы мне не дадите.
– Как так?
Это уж из рук вон, Аарон. Споришь с офицером. Язык – враг твой. Накопившийся за шесть лет гнев излился в гневной речи.
– Да вы просто не способны оставить других в покое. Особенно людей вроде меня, которых можно использовать, которым можно испоганить жизнь. – Он испытывал странное пьянящее чувство, точно со стороны наблюдал за каким-то храбрецом, с чьих губ срывались невозможные слова. – Играйте в ваши игры с Фа'тадом и генералом Кадо. Не впутывайте меня, не впутывайте мою семью. Оставьте нас в покое.
Бел-Сидек судорожно сглотнул, лишь тогда дар речи вернулся к нему.
– Это и твоя борьба, Аарон.
Аарон сплюнул в пыль и хрипло захохотал.
– Иди ты в задницу! Моя?! Да ведь туго-то после захвата Кушмарраха пришлось только вам, знати и богатеям. Вам да чудовищу из крепости. Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы выдал тебя геродианам. Но что взять со старого пса, которого хорошо выдрессировали, пока он был несмышленым щенком. Я не способен пойти против вас. Убирайтесь же, черт побери! Оставьте меня в покое!
И Аарон зашагал большими шагами, чтобы бел-Сидек не мог за ним угнаться.
Гнев понемногу испарялся. Аарону становилось страшно. Распустил язык, идиот. Глупо, ужасно глупо. Живые – опасные люди, опасные и безумные.
* * *
Бел-Сидек остановился: за Аароном все равно не поспеть. Он подавил злость – словно неразгоревшийся костер ногой затоптал. Ему и раньше приходилось сталкиваться с подобными вспышками. Бел-Сидеку они очень и очень не нравились. Отчасти потому, что он не до конца понимал переполнявшую этих людей горечь, не понимал их разочарования, отчасти потому, что в словах их была тревожная правда. Но он не желал чувствовать себя виноватым лишь потому, что следует своим убеждениям.
День предстоит тяжелый. Приятно это или нет, надо все обдумать, еще и еще раз пересмотреть свои собственные цели и цели движения.
Если взглянуть на вещи глазами Аарона, ясно становится, почему Живым нелегко вербовать сторонников. Кушмаррахане многого лишились на этой войне, и командиры их виновны не меньше геродиан.
По сути, Аарон прав, но такие мысли, будь они неладны, опаснее всех шпионов, оплачиваемых генералом Кадо. Из-за них люди отвергают движение, осуждают его. Кушмарраханам кажется, что, несмотря на все недостатки, при геродианских порядках можно жить, они лучше хаоса, чреватого разорением и обнищанием.
Бел-Сидек похромал в сторону порта, напрасно пытаясь заглушить, перебороть боль в ноге – и в сердце. Через каждые сто шагов он оглядывался, пытаясь пересчитать нагонявших его дартар.
* * *
Колонна дартар проходила через Осенние ворота. Казалось, ей конца не видно. Горожане, ожидавшие своей очереди войти в Кушмаррах, провожали дартар все более и более мрачными взглядами.
Даже Йосеху подумалось, что Фа'тад послал сюда всех своих людей. Зачем? Чепуха какая-то. На кой ляд ему сдался этот проклятый лабиринт квартала Шу?
– Плевать ему на лабиринт, – заявил Ногах. – Фа'тад просто хочет заставить Кадо проверить, будто и в самом деле думает, что там можно отыскать нечто ценное. Авось Кадо клюнет и как дурак примется искать, чего там отродясь не бывало.
– Нам-то какая разница? – вмешался Меджах. – Сидим ли мы на месте, рыщем ли по окрестностям – денежки-то все равно идут.
– Верно, парень, – поддакнул кто-то. – Не из-за чего шум поднимать.
– Да он спит и во сне видит, чтоб нас с месяц-другой продержали на этой работенке, – пояснил Ногах. – Вы бы видели, какую девчушку вейдин он себе вчера приглядел, прям глаз с нее не сводил, чисто теленок.
– Ага, ребята, красотка хоть куда! – подхватил Меджах. – Нежная, молоденькая, конфетка одним словом. Глазки – точно жареный миндаль с медом, а губки – как розовые лепестки.
– Хватит вам, сказал же, кончайте, – взмолился Йосех.
– И самое главное – ни капельки не важничает. Смотрела на него такими же телячьими глазами, – не унимался Меджах.
– Ну уж это ты загнул, – усомнился Ногах, – чересчур хорошо, чтобы быть правдой. Если эта чудо-девчонка вдобавок и стряпать умеет, я, пожалуй, отобью ее у братишки.
Протесты Йосеха только подзадоривали насмешников. Вейдин останавливались, дивились на смеющихся дартар.
– Что о нас подумают, – отбивался от шутников Йосех, – ведь дартарин должен быть суров и угрюм.
Они покинули акрополь, проехали мимо громады крепости. Напряжение Йосеха нарастало. Намечается крупномасштабная операция, и шансы, что отряд Ногаха остановится там же, где вчера, невелики.
Но Ногах, видно, постарался. Отряд его отделился от колонны у входа в тот же переулок. Йосех избегал смотреть на знакомую дверь: каждый взгляд его в ту сторону вызывал град насмешек.
Сегодня дверь была закрыта. Старуха тоже не сидела на обычном своем месте у порога. Может, от его вчерашней дерзости у старой карги разлилась желчь? А может, она решила перейти на осадное положение – до тех пор, пока дартары не уберутся из Шу?
Ногах возился с чем-то, с трудом орудуя раненой рукой. Некоторые из его родичей уже продвинулись в глубь переулка. К ним присоединились еще шесть человек, назначенных Джоабом. Они спешились и подвели своих верблюдов к Йосеху.
– Сегодня ты туда не пойдешь? – спросил он Ногаха.
– Пойду, конечно.