Чувство вины за то, что я мало переживаю за погибших, для меня не ново. Нечто подобное со мной происходит на всех похоронах. Видимо, это последствия социализации. Но мне просто не больно.
И горе с гневом, когда девчонки Джонсон сели на лошадь Гекаты, тоже недолго длилось. Наверное, им просто не нашлось места в этом карманном мирке.
Пиньяц перевел меня на гамма-лазер. При правильном ведении цели эта пушка пробьет любые защитные поля. Ненадежность этого оружия – притча во языцех, и наша пушка не исключение. Она уже несколько недель барахлит.
Первые симптомы появились в виде еле различимых аномалий в показаниях расхода мощности. Изменялась входная мощность при постоянной мощности на выходе. Кривая мощности на входе лезла вверх, а это значило, что все больше энергии уходит в паразитные спектры.
От этого пушка не превращалась в генератор тепла, но будущее ее как оружия оказывалось под большим вопросом.
И это лишь одна из кучи проблем, в которых тонет корабль. Плесень, с которой не справиться. Зловоние, проникшее, кажется, даже в металл. Изнашивается все сильнее одна система за другой. В большинстве случаев нам придется их форсировать. Запчастей у нас с собой мало, и на маяках тоже не все есть. Основное освещение постепенно тускнеет. Все больше и больше времени экипаж тратит на ремонтные работы.
И запасы продовольствия начинают иссякать.
Жутко наблюдать, как вокруг тебя разваливается корабль.
Еще страшнее наблюдать разложение команды. Наша определенно катится вниз. Идиотская практика бесконечного перешвыривания людей с корабля на корабль приносит свои плоды. У них нет того командного духа, что дает лишнюю крупицу стойкости.
А именно это критично в тот момент, когда повисаешь на самом краю пропасти и едва-едва держишься.
– Мистер Пиньяц, – говорю я, – у меня неприятности. Выходная мощность скачет.
Пиньяц угрюмо изучает показания приборов.
– Вот гадство! Еще повезло, что она так долго продержалась. – Он звонит в операционный отсек. – Командир, в газовых картриджах гамма-лазера сильные перепады давления.
– Насколько сильные?
– Больше десяти минут не проработает.
– С тех пор как я здесь, – обращается он ко мне, – не устаю твердить, что нужны лазеры на кристаллических кассетах. И что? Они слушали меня? Шиш. Они сказали, что кристаллы быстро выгорают, и нечего тратить объем-массу на запасные.
– Подождите, мистер Пиньяц, я сделаю кой-какие расчеты.
– Жду, командир.
– Неужели нет запасных картриджей? – спрашиваю я. – На бомбардах мы их меняли в пять минут. Щелк-щелк – и все.
Пиньяц качает головой.
– У нас на клаймерах не так. Добраться до картриджей можно только снаружи. А главный довод командования – что мы никогда не участвуем в столь длительных операциях, чтобы брать с собой запасные.
– Но в этой межзвездной операции…
Он пожимает плечами:
– Теперь-то что поделаешь?
Командир заявляет:
– Мистер Пиньяц, можете им пользоваться, но лишь когда это понадобится мистеру Бредли для поддержания внутренней температуры.
– Больше нагрузки на остальные, – хмыкает Пиньяц.
Одним ухом я слушаю, как командир обсуждает это с Яневичем. Мои наушники позволяют влезть в личные дела каждого.
Командир с Яневичем решают, что мое оружие сдохло и что нужно уводить корабль в укрытие попрохладнее. Меня устраивает. Иметь под ногами весь этот не спадающий яростный поток энергии – это бодрости не придает.
Уэстхауз рассчитывает переход на поверхность маленькой луны. Там гравитация не создаст ненужных напряжений в конструкциях корабля.
Вейрес тоже подслушал разговор по интеркому. И вычислил последствия.
– Командир, говорит инженер. Разрешите напомнить, что у нас АВ-топливо на исходе.
– Разрешаю, лейтенант. Но можете быть уверены, что я об этом не забыл и принял во внимание.
В его голосе слышится нотка сарказма. Вейреса он не любит.
По моим предположениям, у нас осталось топлива максимум на тридцать часов клайминга. Этого едва-едва хватит, если нам не повезет с перепрыгиванием между звездами.
Преследуют ли они нас до сих пор? Уже много времени прошло после налета. И после контакта. Может быть, они справились с эмоциями и отправились эскортировать свой конвой?
Что происходит на белом свете? Мы ничего не знаем, связи с маяком не имели. Самая крупная операция войны… Из-за отсутствия новостей у меня такое чувство, будто перерезана последняя нить к дому.
Дал ли наш налет необходимый перевес волкам Танниана? Удалось им вызвать панику у транспортов? Если конвой удалось рассеять, транспорты не защитить никаким количеством новых боевых кораблей. Клаймеры перебьют неповоротливые грузовые корабли практически безнаказанно. Некоторые смогут спастись просто потому, что у наших не хватит времени на всех.
Так. Если конвой рассеяли, господа из той фирмы могут счесть своим долгом поймать тех, кто в этом больше всех виноват. И они знают этот корабль давно. За ним долгий кровавый список. Мысль, что он выживет после всего, что сделал, может показаться им невыносимой.
Я пойман в ловушку порочного круга мыслей, куда люди попадают, когда им нечего делать, а по следу идет невидимый и неопределенный противник. Хочется визжать. Я хочу требовать определенности. В такой обстановке любые, даже плохие новости лучше, чем ничего. Лишь бы знать хоть что-нибудь наверняка.
У Вейреса и командира в процессе расчета перелета к новому укрытию происходит жаркая баталия на тему об уровне АВ-топлива. В конце концов командир вопреки собственному мнению решает, что перелет пройдет без клайминга.
– Черт побери! – взрывается Пиньяц, когда выходит из строя лампа над его постом. – Чертово мусорное барахло из Внешних Миров!
Он принимается поносить службу контроля качества на Ханаане, настаивая, что с изделиями Старой Земли ничего подобного случиться не могло бы. Он свиреп и желчен. Его подчиненные вжимают головы в плечи и терпеливо пережидают бурю.
В его словах есть доля правды, хотя про производителей со Старой Земли – это перегиб. Человечество, похоже, никогда не сможет преодолеть собственную природу. Работать по минимуму, лишь бы прошло.
При одной пушке, отказавшей наглухо, и с остальными, которые тоже рассыпаются, резко ограничивается возможность сброса тепла. Если погоня нас прижмет, на одни радиаторы рассчитывать нельзя.
Гигантский маятник. Туда-сюда, туда-сюда, как на качелях. Стоит только блеснуть надежде, сразу поднимает голову еще какая-то гадость. Завязли, как в трясину юрского периода.
А иногда все идет от плохого к худшему, не давая вообще никакого повода для оптимизма.