– Я не собирался никого покупать, Стив. Я пытался спасти четырех человек.
Уэстхауз тоже сильно потрясен.
Клаймер снова встает на дыбы. И снова. Шарики-затычки носятся по воздуху. На голову сыпется всякий хлам. Система искусственной гравитации на секунду сходит с ума.
– Черт возьми, – говорит кто-то, – а они почти нащупали. Чертовски близко.
– Понимаешь, что я имею в виду? Это сказал Яневич, а вот кому – непонятно. Может быть, командиру.
Старик не из тех, кто станет отказываться от тактики лишь потому, что она не нова. И не из тех, кто не станет выгодно использовать неизбежную потерю четырех человек. Он будет пробовать все, ведь все может сработать, а плакать он будет потом. В сложившейся ситуации он принимает решение сидеть тихо и надеяться, что истребитель посчитает нас погибшими.
Первый ход в этой длинной партии.
Снова клаймер ходит ходуном. Освещение мигает.
– Вот поганый охотник, – ворчит кто-то. – Держит наши координаты.
Итак, начинается. Бегство после «Левиафана» было куда как проще.
У меня четкое ощущение, что будет еще похлеще.
Должно быть, морда у меня угрюмая. Глядя на нее, Яневич слабо улыбается.
– Подожди, пока вся семья явится на пир. Тогда видно будет, кто настоящий мужчина, а кто молокосос.
Хихикает ядовито, но натужно. Не меньше моего перетрусил.
Такого рода действия – неотъемлемая часть каждого полета клаймера. Можно бы счесть, что ветераны уже должны к ним привыкнуть. Это не так. Даже Старик несколько напряжен.
По нам продолжают лупить молотком.
Тактическая инициатива теперь на стороне командира истребителя. Он будет расставлять своих бесчисленных братьев по всей сфере, окружающей нашу расчетную область клайминга. Их замысел – настигнуть нас во время сброса тепла, вынуждая к клаймингу, пока мы еще не остыли. Таким образом, сфера патрулирования будет постепенно стягиваться, увеличивая плотность надзора. А нам все сложнее будет сбрасывать тепло.
И так раз за разом, пока командир не встанет перед выбором: выйти из клайминга или свариться.
Когда им не удастся достаточно туго затянуть петлю, они постараются заставить нас истратить весь АВ. Это требует терпения. А терпения у них, к сожалению, с запасом.
– Похоже, что праздник подошел к концу, – говорю я Яневичу.
– Точно. Сука Танниан. Прям позарез нужен был этот Ратгебер.
– Оружейный, приготовиться, – отдает указание командир. – Аккумуляторы на зарядку.
– Что за чертовщина? – Даже Яневич озадачен. – Мы только чуть разогрелись.
– Джангхауз, Берберян, мне немедленно нужен курс этого истребителя, расстояние до него и скорость. Вниз, мистер Уэстхауз.
Стенки твердеют.
Несколько секунд мы проводим в огне рыщущих лучей лазеров – стряхиваем избыток тепла.
– Переходим в гипер!
Истребитель стремительно приближается. Пиньяц, чтобы руки были заняты, разрядил в него пушку.
– Четыре ракеты, командир, – докладывает Берберян. И добавляет цифры, затребованные командиром перед выходом из клайминга.
– Где охотник?
– Глубоко в космосе в норме, командир.
– Хорошо. Может быть, подбирает Хеслера. Будет занят некоторое время. Что-нибудь еще?
– Больше ничего, командир.
– Очень хорошо, мистер Уэстхауз. Поднимаемся! Двадцать пять Гэв! Оружейный, эксплуатационный отсеки, направить все тепло в батареи! Канцонери, посмотрите, хватит ли у вас данных для прогноза поведения истребителя.
– Курс и скорость, командир. Хотите угадать, куда и насколько он повернет?
На мгновение Старик вперяет взор в бесконечность.
– Рассчитывай по стандарту. Похоже, что он придерживается стандартной процедуры. Уэстхауз, когда получите данные, садимся ему на хвост. Как только Пиньяц подзарядит аккумуляторы.
– Сэр?
– Будем его подманивать. Он уже двенадцати ракет лишился.
Клаймер трясется. Неустрашимый воем высказывает свои соображения откуда-то из-за дальнего угла.
– А всего у него их двадцать.
Да он что, заразился танниановским стратегическим идиотизмом? Если он будет и дальше поднимать пыль, то вокруг соберется толпа.
– Либо двадцать четыре, – бубнит Пиньяц по включенному интеркому, – либо двадцать восемь, в зависимости от системы вооружения. Что за моча стукнула Старику в голову? Они нас одной артиллерией без ракет задавят.
– Мистер Пиньяц!
Интонация командира ощетинилась ледышками.
Не будем считать ракеты, покуда они все не выпущены. Сколько бы их ни было, используются они с умом, а мне это не по нутру, у меня от этого желудок вокруг горла ходит. Драпать надо, а не вытанцовывать.
Но у руля – командир. Его работа – и его, возможно, проклятие – принимать решения.
– Готово, командир, – говорит Уэстхауз.
– Опускаемся!
Мы выходим близко к истребителю, почти в его слепой зоне, и это создает практически невероятное положение для стрельбы.
– Отсутствие воображения, – говорит командир почти про себя. – Огонь!
Артиллеристы лучевых орудий разряжают аккумуляторы.
Командир противника успевает перескочить в гипер, и нам удается лишь пощекотать ему хвост. Он приветствует нас очередным веером ракет.
Сквозь говор Рыболова, Роуза, Берберяна, Уэстхауза и прочих слышится фраза командира:
– Это даст ему пищу для раздумий.
Ага. Я понимаю его замысел. Маленькая собачка превращается в крупного пса. Может быть, они занервничают и сделают ошибку, которая даст нам возможность удрать.
Танец с охотником длится час. Мы его запутали. В клайминге мы провели не более пяти минут. Способность исчезать дает нам некоторое преимущество в маневренности. Охотник потерял нашу точку Хоукинга. Мы появляемся неожиданно и успеваем уклоняться от ракет.
Охотник больше не стал зря бросаться ракетами. На очереди дуэль на лазерных пучках.
– Есть! – кричит Пиньяц, ликуя и не веря своим глазам. – На этот раз мы ему влепили!
Это уже второй победный вопль. Игра в слепня оправдала себя, пока ведется один на один.
– Переходит в гипер, – говорит Джангхауз. – Не на всей тяге. В следах двигателей вроде бы аномалии.
– Трус, – смеется командир.
В этом раунде он вышел победителем. Сейчас они находятся в гипере, где мы не можем их ничем достать, кроме ракеты. От ракеты они, несомненно, могут увернуться или перехватить. Клаймеры успешно охотятся лишь тогда, когда, выскакивая из ниоткуда, пускают ракету, не давая противнику времени на реакцию.