От маленького триумфа поднимается настроение. Мы их обставили. Но за хорошим настроением – тревога по поводу братьев истребителя. Они скоро начнут строить свою сферу вокруг нашего предполагаемого местонахождения.
– Командир, охотник пошел вперед.
– Ага! Здесь становится тесновато.
– Пустил ракету, командир!
– Клайминг, Уэстхауз! Срочный клайминг!
Клаймер болтает из стороны в сторону, как в челюстях гигантской гончей. Каков выстрел! Точно в нашу точку Хоукинга. Если бы не ремни безопасности, я бы вылетел из кресла.
Одна ракета. Это все, что есть у охотника. Больше ему ударить нечем. Будем надеяться, что успеем удрать раньше, чем они намертво определят нашу точку Хоукинга. Хватит ему нас гонять.
Я вижу отражение своего лица на погасшем экране. Улыбаюсь, как слабоумный.
– Выходим из клайминга, мистер Уэстхауз. Джангхауз, что с истребителем?
Проходят секунды.
– Все еще без тяги, командир, – отвечает Рыболов. – Аномалии в следах двигателей сильнее.
– Прекрасно. Ну как, по вашему мнению, старший помощник? Испортили мы им генераторы?
– Возможно, командир.
– Не такая уж мы легкая добыча, верно? Сделайте заход на запуск ракеты, мистер Уэстхауз.
Мы делаем заход, подходя сзади, но Старик не дает приказа на запуск. Истребитель виляет из стороны в сторону, но так ему не уйти. Ответного огня не ведет. Кончились ракеты. Изрядно поврежден. Вот кто легкая добыча.
– Уходим отсюда, мистер Уэстхауз.
И это победа, командир? Просто дать им понять, что могли бы их прикончить?
Он останавливается на проходе у меня за спиной.
– Это за Хеслера. Они поймут.
Пиньяц до сих пор на связи, слышно, как артиллеристы бурчат об упущенной возможности отомстить за сержанта. Старик хмурится, но молчит. У них, наверное, выключатель повредился.
– Давайте теперь в сторону вон той звезды, мистер Уэстхауз.
Все время боя в промежутках между маневрами командир с астрогатором пожирали глазами какое-то солнце с некоторым не вполне здоровым вожделением. Зачем нам туда, где масса солнечной системы усложнит план бегства?
Очередной раз не могу понять, что, черт побери, происходит.
До звезды одиннадцать часов полета. В клайминге. И температура повышается с каждой минутой. Никто слова не проронит всю дорогу, все по очереди спят на постах. Пиньяцу с Вейресом вздремнуть удалось мало. Им досталась адская работа – распределять между членами экипажа обязанности погибших.
Мне тоже кое-что досталось из мешка Пиньяца, хотя я предпочел бы остаться в операционном. Главное происходит там. Я получил пост у панели ракетчика, а обученный лучевому оружию ракетчик пошел заменять Холтснайдера. Восполнить недостаток рабочих рук для работы с ракетами будет нетрудно, потому что исправен всего один пусковой бункер. На первый и четвертый можно плюнуть.
Вейрес удобрил свои поля Дикерайдом и Фоссбринком из эксплуатационного. Обойдется Бредли без Фосса.
Уэстхауз еще раз демонстрирует, какой он классный астрогатор. Мы выходим из клайминга так близко к звезде, что она кажется широкой огненной плоскостью без заметной кривизны горизонта. А скорость он выдержал так, что для выхода на устойчивую орбиту требуются минимальные угловые поправки.
Как ему удается вытворять такое на компьютере, по сложности ненамного превосходящем счеты?
Нейтринный грохот звезды должен замаскировать эмиссию клаймера и сбить с толку все радары, кроме наиболее близких и мощных. Мне говорят, что еще более эффективно – орбита возле черной дыры или вылет из ее гравитационного поля.
– Сброс тепла!
Вблизи столь мощной термоядерной печи это будет медленно. Тайфуны энергии бушуют вокруг нашего черного корпуса.
– Палите по звезде, – говорит своим артиллеристам Пиньяц. – Нам не нужно, чтобы они заметили вспышки наших пучков.
И в самом деле медленно. Через какое-то время я спрашиваю Пиньяца:
– Не во вред ли конвертерам беспрерывная стрельба?
– Отчасти. Хотя более вероятны повреждения в самих пушках.
Еще одна ситуация в череде тех, что мне не нравятся.
– Сколько пройдет времени, пока та фирма догадается, куда мы делись?
– В скором времени они начнут осматривать звезды, – не скрывает Пиньяц. – Уловка не нова. На самом деле – одна из любимых у Старика. Однажды мы всю дорогу домой пропрыгали от звезды к звезде. Он перепрыгнет к следующей, как только Уэстхауз закончит свои расчеты.
– Где ты служил до клаймеров? – пытаюсь я извлечь пользу из порыва разговорчивости.
Пиньяц смотрит на меня странным взглядом и делает непроницаемое лицо. То же самообладание, что у командира, и еще меньшая склонность к откровенности.
До следующей звезды восемь часов полета. Люди снова дремлют на постах. Уэстхауз опять выходит на такую же классную орбиту. Кажется, у нас получается. Командир заставит противника увеличить сферу поиска. Теперь ее трудно достоверно контролировать. Появившись в операционном отсеке, я какую-то такую догадку высказываю Яневичу.
Он поднимает бровь, насмешливо улыбается.
– Степень твоей осведомленности налицо. Эти ребята – профи. Они знают, кто мы такие. Знают командира. Знают, сколько топлива мы можем нести. – Он кивает. – Да, у нас неплохие шансы. Чертовски хорошие шансы, поскольку нет Ратгебера. Самые опасные места позади.
А я не вижу ничего такого страшного. Уже двенадцать часов нет контакта.
Экипаж особенной пользы из этих часов не извлек. Все они на грани полного истощения. Людям надо отдохнуть, по-настоящему расслабиться, надо похоронить призраки тех, кто остался позади…
Кое-кто из ветеранов странно на меня смотрит. Надеюсь, меня не сочтут Ионой… Не уговаривай себя, лейтенант. Не остались бы в живых те люди, если бы ты не протолкался на борт? Не был бы сейчас в патруле джонсоновский клаймер?
От таких мыслей можно рехнуться.
Мы все ближе и ближе к рекорду длительности полета. Яневич говорит, что до сих пор самым долгим был полет около девяноста дней, точно он не помнит. Память вообще выкидывает странные штуки. Адаптируется к требованиям службы на клаймере. Вот, например, погибшие – никак не могу вспомнить лиц.
Ни одного из них толком не знал, кроме Холтснайдера, да и того не настолько хорошо, как мне хотелось бы. Могу составить список формальных физических характеристик, но лица не вспомню. Чтобы горевать, необходимо делать над собой усилие.
Недостаток чувств становится общим свойством. Мы под прессом ситуации.
Для нас нашлась необитаемая звезда-укрытие. Кругом планеты, их спутники и полный набор астероидных осколков. Чтобы спрятаться, лучше места не найти. И оппонентам не найти лучше места, чтобы установить простенькие космические зонды пассивного наблюдения, обнаруживаемые не легче наших маяков.