Все согласно закивали.
— Но есть одно “но”...
Все разом перестали кивать и удивленно взглянули на товарища Павла.
Какое может быть “но”?..
— Мне кажется, списывать Иванова со счетов рано. Он нам еще может пригодиться.
— Зачем? — чуть не разом спросили все.
— Хочу напомнить, что у нашего движения есть не только друзья, но есть и враги.
Это верно, врагов у движения было много.
— И самые ненавистные из них — предатели.
Присутствующие зашумели. Предателей они не любили. Предателей никто не любит. Особенно потому, что предатели зачастую живут лучше, чем те, кого они предают.
— Мы уже несколько раз обсуждали этот вопрос, — напомнил товарищ Павел, — но никак не могли прийти к единому мнению. Так вот, мне кажется, что теперь такая возможность представилась.
Все переглянулись. Они помнили о неудачных попытках решить судьбу предателей движения, но не понимали, куда товарищ Павел клонит.
— Мне кажется, с ними может разобраться Иванов. А потом, когда он сделает свое дело, мы приведем в исполнение предыдущее наше решение.
Предложение было заманчивое — наказать отступников и при этом остаться в стороне.
— Но это же наши товарищи.!. — не очень уверенно напомнил кто-то.
— Тем более! — жестко ответил товарищ Павел. — Отпуская с миром предателей, мы порождаем новые предательства. Безнаказанность развращает. Остановить вырожденцев может только страх! Пострадают несколько — задумаются все!
— Но ведь далеко не каждый из них враг. Кто-то заблуждается.
— Лес рубят — щепки летят! — напомнил товарищ Павел известное изречение одного из партийных вождей. — Ставлю вопрос на голосование. Кто за предложенные меры?
Все потянули руки вверх.
— Принято единогласно.
— Я возражаю! — категорически против высказался товарищ Андрей. — Ему нельзя давать в руки оружие. Он перестреляет своих. Или перестреляет пол Парижа!
— Это верно, — загалдели все.
— А никто ему не собирается давать оружие, — успокоил товарищей по партии Павел.
— Что же он, голыми руками? — удивился кто-то.
— Нет, просто работу будет исполнять не он. Но думать все будут на него.
— Зачем такие сложности? — спросил товарищ Семен.
— Затем, что его участие в акции не вызовет сомнений. Он известный специалист по этой части, да и здесь успел отличиться. Он идеальный кандидат.
— А если они не поверят?
— Просто так, может, и не поверят, а уликам поверят. Если это не сделает он и теперь, это все равно придется делать после, но уже нам.
Этот довод был решающий. Кандидатура Иванова позволяла надежно спрятать концы в воду. Слишком одиозной была его фигура... А тут еще убитый полицейский... Теперь власти поверят во все что угодно, даже в то, что это именно он развязал Вторую мировую войну.
Иванова упускать было нельзя! Когда еще в Париж занесет киллера с таким послужным списком...
— Я — за, — поднял руку товарищ Семен.
— Я — тоже...
Решение было принято единогласно. И фактически было принято единолично. Товарищем Павлом.
Да бог с ними, с предателями, размышлял он про себя. Не в них дело! Чистка всколыхнет ряды. Преданных — сплотит, сомневающихся — укрепит, отступников — напугает. Партия только тогда партия, когда способна себя защищать. Когда умеет не только болтать, но и карать! А если нет — то это кружок кройки и шитья. Объединение по интересам...
Компартии нужна новая, молодая кровь! Нужна драка! Партия, оставшись без живого дела, разлагается и умирает, как человек, лишенный движения.
А эти... С этими пора расставаться. Состарились его товарищи по партии. Разжирели на капиталистических харчах. Размякли. Живому делу предпочитают заседания, голосования и президиумы. Привыкли тихо жить на проценты с капиталов... Еще немного, и партия окончательно захиреет, сползет на социал-демократические позиции. Или того хуже — выродится в интернат для престарелых.
Нужно все ломать... Искать новые формы... Новых людей...
А эти все, эти спеклись. Этих можно в расчет не брать...
Убийство пяти неизвестных мужчин и полицейского в самом центре Парижа имело широкий резонанс в прессе и умах обывателей.
— Кошмар... Пять трупов!.. Что творится!.. Куда мы идем!.. — судачили в уличных кафешках горожане.
— Помяните мое слово — это боши!
— Почему боши?
— Потому что все беды от них...
На первых полосах газет были опубликованы фотографии с места происшествия. В полноцветных изданиях в фотографиях доминировал красный цвет. Его было так много, что страницы казались липкими на ощупь.
— Неужели Париж становится новым Чикаго? — восторженно вопрошали журналисты. — Пять трупов и один полицейский! Это на один труп больше, чем два месяца назад в Лионе и на два больше, чем две недели назад в Марселе! Это новый рекорд года!..
Пьер Эжени с раздражением отбросил газету.
Ну все, теперь покоя не будет...
Зазуммерил телефон. Пьер поднял трубку.
— Да, — сказал он. — Нет, вы ошиблись, это не полиция. Это кафешантан.
И бросил трубку радиотелефона на базу.
— Репортеры? — поинтересовался напарник.
Пьер кивнул.
Телефон зазвонил снова.
— Да.
— Мы бы хотели у вас узнать подробности убийства...
Пьер вдавил кнопку отбоя в трубку. И стал быстро собираться.
— Разбирайся с ними сам, — кивнул он на телефон. — Я к патологоанатомам.
И выходя, услышал, как напарник отвечает на очередной звонок.
— Нет месье, это давно уже не номер полиции. Это частный номер. Но вы обязательно познакомитесь с полицией, если еще раз сюда позвоните...
У патологоанатомов на столах тоже лежали газеты, с перегнутых страниц которых на серый казенный потолок полицейского участка пялились мертвыми глазами филеры Юрия Антоновича.
— Ты насчет них? — показали анатомы глазами на газеты.
Вообще-то нет, вообще-то Пьер пришел сюда спрятаться от назойливых репортеров.
— Ну конечно! — ответил он.
— Тогда пошли...
Трупы лежали в холодильнике, каждый в своем боксе. Патологоанатом стал выдвигать полки, как каталожные ящики.
— Значит, дело обстоит так... Потерпевший под номером...
Сдернул с большого пальца ноги покойника пластиковую бирку, прочитал.