– Работа есть работа, – сухо ответил он. – Выбирать не приходится. И что именно вы имеете в виду?
– Наверное, то, что в Риме вы сталкиваетесь с другими людьми. Вы знаете, что они виновны. Вам лишь надо это как-то доказать.
– Иногда бывает и так, – согласился Фальконе. – Хотя и не всегда.
– Мы не преступники, – продолжала Рафаэла. – Вы должны это понять. Не знаю, что случилось, но это семейное дело. Частное. Ваши обычные правила здесь неприменимы. И с ними вы до сути не дойдете. Впрочем, – она улыбнулась, – я не в том положении, чтобы давать вам советы.
– И все же первым был Микеле, не так ли?
Она на мгновение закрыла глаза.
– Это случилось после того, как его брак распался. Микеле стал засматриваться на Беллу. Не он один. Она была очень привлекательная. И весьма… сговорчива. Я уже говорила, что у Браччи своя репутация. Некоторым мужчинам такие нравятся. Не замечали? Были ли у нее другие? Да. Половина мужского населения Мурано. По крайней мере так говорят. Что касается Микеле, то о романе говорить не приходится. Так, глупое увлечение. Не больше. Пришло и ушло. Он сам понял, насколько все несерьезно. А потом, через несколько лет, Уриэль сделал ей предложение. Ей тогда было за тридцать. Вариантов оставалось все меньше. Любви там не было, даже в самом начале. Простое соглашение, устраивавшее обе стороны. Обсуждали ли мы это в семье? Разумеется. Уриэль не хотел оскорблять чувства Микеле, хотя какие могли быть чувства? Дела к тому времени шли хуже, и Микеле думал только о бизнесе. Для настоящих отношений просто не оставалось места. – Она бросила взгляд на лагуну. – То же самое можно сказать и обо всех нас. К тому же… выслушивать такого рода обвинения от Альдо Браччи… Вы проверили то, о чем я говорила?
Архивы… Фальконе знал, что полагаться на них особенно не стоит. Увлечение Микеле Арканджело в сравнении с тем давним случаем выглядело историей куда более реальной.
– Скорее всего те же слухи. Дело ограничилось предупреждением, обвинений предъявлять не стали. Если бы были улики, свидетели…
– Были и улики, и свидетели, – перебила его Рафаэла. – Об этом судачил весь остров. Такой скандал! Люди просто не верили своим глазам. Эти двое… они даже и не очень-то скрывались, хотя Белла, конечно, была тогда совсем еще ребенком. Она сама не понимала, что делает. По крайней мере мне хочется верить, что не понимала.
– Давняя история.
– Только не здесь. Здесь у людей долгая память. И на хорошее, и на плохое. Здесь обиду не таят, здесь ее лелеют. Когда Белла узнала, что кто-то из соседей донес на них в полицию, она сама пошла в квестуру и все рассказала. Так, как сама это понимала. Альдо сильно повезло, что его не отдали под суд.
Фальконе задал ожидаемый вопрос.
– А потом? Они помирились?
– Они же Браччи. Семья. Все решилось само собой.
– Так вы полагаете, что старые страсти вспыхнули вновь? Уже после того, как она вышла замуж?
– Не знаю, – осторожно ответила она. – Альдо приходил сюда время от времени. Якобы по делам, к Микеле. Браччи всегда искали дополнительного приработка, хотя у нас на многое рассчитывать не приходилось. Иногда… Да, иногда я что-то слышала. Но был ли это Альдо…
Фальконе терпеливо ждал.
– Ради Бога, Лео! – не выдержала Рафаэла. – У меня нет привычки подслушивать за дверью. За кого вы меня принимаете? Но иногда человек слышит то, что слышать и не хотел бы. Возможно, к ней приходил брат. Возможно, кто-то другой. Вы же не думаете, что я каждого посетителя встречаю у двери?
– У Альдо был…
– Ключ? – моментально среагировала она. – Конечно, нет. По крайней мере мне об этом ничего не известно. Нет, Микеле никогда бы этого не допустил. Хотя Белла и могла дать ему свой… кто знает?
Она нахмурилась и опустила голову.
– Думаю, Альдо так и не смирился с этим браком. Наверное, считал, что Уриэль недостаточно хорош для его сестры. Смешно, правда? Возможно, если бы Белла вышла за Микеле, все было бы по-другому. Впрочем, он всегда нас недолюбливал. У нас ведь водились деньги, а он их никогда и в глаза не видел. И может быть…
Их взгляды встретились, и в ее глазах Фальконе прочел сомнение.
– Может быть, зависть родила ненависть. Я думала об этом, когда он появлялся здесь. Пьяный. С Беллой. Иногда они кричали друг на друга. Я не вмешивалась. Хотя, наверное, следовало. Озлобленный, ожесточившийся человек. Не хотела бы попасть такому под горячую руку.
Фальконе поднялся и посмотрел в окно на железный мостик. Проникнуть незаметно на остров было бы нетрудно. Перелезть через забор или подвести лодку к причалу примерно за час-полтора до Пьеро Скакки. Оставался вопрос с ключами. Кто-то запер дверь мастерской снаружи, оставив Уриэля Арканджело с подпиленным ключом. Другими словами, обрек на смерть.
– Расскажите что-нибудь еще, – попросила Рафаэла. – Я ведь была с вами откровенна. Расскажите. Переступите границу. Может быть, я сумею помочь.
Фальконе уже прокрутил в уме возможные последствия и решил, что терять нечего.
– Белла была беременна, – бесстрастно сообщил он. – Узнала примерно неделю назад. Уриэль отцом быть не мог. У нас есть данные из медицинской карты. Установить, кто отец, сейчас уже невозможно.
Рафаэла Арканджело зажмурилась, закрыла лицо руками и глухо застонала.
Фальконе по привычке наклонился и положил руку ей на плечо.
– Мне очень жаль, – тихо сказал он и только теперь понял, что Рафаэла права: дело это сугубо частное, глубоко личное. И ему еще нужно подумать, как обращаться с таким материалом. – Я думал…
Она подняла голову. Смахнула слезы.
– Думали, что я знаю? Но это же безумие, Лео. Три жизни. За что?
Фальконе моргнул. Жара в Венеции не такая, как в Риме. Влажно, душно, тяжелый запах с лагуны – у него кружилась голова. Силы уходили с потом, мысли разбегались. Он скучал по Вероне, где работал с коллегами примерно одного возраста. Через это расследование проходила нить, и инспектор знал, что должен отыскать ее. Кто-то убил Уриэля и Беллу Арканджело, и улики вроде бы указывали на то, что Белла в некотором смысле сама навлекла на себя несчастье.
– Ребенок… Она могла сказать кому-то…
– Она могла сказать отцу. – Похоже, Рафаэла уже все для себя решила. – И…
Взгляд ее метнулся к окну и остановился на двух мужчинах внизу.
Главой семьи был Микеле, но что это означало на самом деле? Полагалось ли ему быть в курсе всего происходящего? Фальконе не знал.
– Мне нужно поговорить с братьями.
Инспектор последовал за ней – через стареющий, ветшающий особняк по темному лабиринту коридоров с затянутыми паутиной канделябрами, в которых обитали перегоревшие лампочки, – вслушиваясь в эхо торопливых, убегающих шагов.
В одном Този оказались правы: информации о случаях произвольного самовозгорания было предостаточно. Десятки сумасшедших, скептиков и псевдоученых спешили высказаться по теме, подкрепляя свою точку зрения ссылками на тот или иной случай. Два часа ушло только на то, чтобы просеять гору сообщений, отобрать то немногое, что представлялось полезным, и просмотреть документы, присланные Анной Този посредством современного чуда, электронной почты. Когда от лавины обрушившихся знаний начала кружиться голова, Тереза вышла из квартиры Ника Косты, купила в ближайшем магазине за углом пиццу и бутылку воды и, вернувшись, тут же села к компьютеру. Потратив уйму времени и засыпав клавиатуру крошками, она так и не продвинулась в своих исследованиях. Впрочем, нет. Немного все-таки продвинулась, хотя признаваться в этом ей и не хотелось, потому что признаться означало бы согласиться с Този: да, что-то тут есть. Разумеется, речь не шла о том произвольном самовозгорании, которое описывалось в комиксах, потому что тогда пламя вырвалось бы из-под фартука Уриэля Арканджело под воздействием, например, таинственного лунного луча. Тем не менее люди умирали – внезапно, неожиданно, от некоего внутреннего огня, пожиравшего их с поразительной быстротой и, что самое главное, возникавшего по какой-то необъяснимой причине.