– Это ты правильно заметил, товарищ, – коротко обернувшись, кивнул негр, оказавшийся перед Димкой. – Нам вообще крупно повезло, что живы остались. Хорошее у вас, искателей, чутье.
– Не нас благодари, а Димона, – Соленый сообщил это с таким горделивым видом, словно реакция командира на опасность – его личная заслуга. – Это он стрельбу поднял, а то проморгали бы столкновение.
Комиссар, сбавив шаг, поравнялся с Сотниковым, негромко обронил:
– Да, парень, прав твой напарник. Не понимаю, как ты умудрился разглядеть эту тварь на скорости. И сам-то чего не спрыгнул, как все? Заговоренный, что ли, или смерти совсем не боишься?
– Не успел.
Дима слабо усмехнулся, с трудом заставляя себя шагать наравне со всеми. Не объяснять же Русакову, что стрелять он начал в кошмаре и только чудом не убил никого наяву? Такой ответ вызовет еще больше вопросов, а в объяснения пускаться нет ни сил, ни желания.
– Дрезину жаль, хорошая была техника, – мрачнея, проговорил Русаков, видимо, вполне удовлетворившись пояснением сталкера. – Ни восстановить, ни заменить нечем… Ладно, не буду грузить тебя нашими проблемами. Как ты себя чувствуешь, боец?
«Так хреново, что легче сдохнуть».
– Жить буду. Бывало и хуже.
Комиссар по-отечески похлопал парня по плечу и с озабоченным видом ушел вперед, чтобы возглавить отряд. Еще двое бойцов из тех, что оказались поближе, по примеру командира тоже наградили сталкера одобрительными хлопками. Димка поморщился – ребра отозвались весьма болезненно, – но ничего не сказал, надеясь, что в темноте его гримасу никто не заметил. Восхищение окружающих его персоной, конечно, приятно, чего душой кривить, но парня заботили мысли совсем о другом. С того самого дня, когда погиб Натуралист, его больше не посещали вещие сны, сны-предупреждения. И первое же видение, в которое он провалился во время поездки, вернуло его в тот самый ужасный день. Словно и не было двух месяцев после – двух месяцев жизни в той самой Ганзе, от убийц которой пострадали «санитары».
Это что-то должно значить. Раз сны вернулись, то что-то произойдет в ближайшее время, или уже происходит. Время бездействия завершилось, и нужно быть начеку. Незнакомец, которого он не сумел спасти, – первый знак. Сон – второй. Хотелось надеяться, что третий не будет еще более трагическим, чем первые два…
Так как авария произошла всего в пяти минутах ходьбы от станции, то добрались быстро. За три десятка шагов от платформы комиссар остановил сборный отряд, приказал погасить фонари и, стараясь говорить полушепотом, коротко обрисовал ситуацию:
– Так, внимание! Думаю, все уже поняли, что химеры просто так по туннелям не шастают, обычно их останавливают гораздо раньше. Ну, как, товарищ Сотников, сейчас твое чутье ничего не говорит? Нам сейчас любая помощь не помешает. Оружие к бою!
Взгляд комиссара, обращенный на искателя, напряженно блестел в темноте в ожидании ответа. Да и остальные бойцы не сводили с него глаз. Эти люди и впрямь в него поверили… Но не слишком ли многого они от него хотят? Димка нахмурился, до рези в глазах всматриваясь в слабые отблески пока еще далеких факелов, которыми освещалась станция. Прислушался к окружающим звукам. Чутье молчало, да и зрение оставалось обычным. Ни малейших оттенков теплового видения. Это еще не давало гарантии безопасности, но никакой угрозы он действительно не ощущал. Может, просто устал, или падение с дрезины, основательно выбив из колеи, притупило чувства. Весьма непросто, кстати, не обращать внимания на боль в избитом теле – все еще мутит, и голова кружится.
«Черт, да если честно, достало это все! – всерьез разозлился Димка. Ну сколько можно?» Когда же он сможет нормально отдохнуть, не решая ежеминутно бесчисленные проблемы?!
– Нет, ничего, – сталкер покачал головой, с трудом скрывая раздражение. – Если прорыв и был, то он уже ликвидирован.
– И похоже, не без нашей помощи, – коротко кивнул комиссар. – Васильев, Батраков – на разведку. Гляньте там аккуратно, что и как. Вперед!
– Есть, товарищ комиссар!
Двое бойцов, передернув затворы автоматов, скрылись в темноте. Пес попытался увязаться следом, но негромкий окрик комиссара заставил его вернуться и обиженно тявкнуть на хозяина.
А спустя томительную минуту, заставив всех вздрогнуть, где-то впереди хлестнула пулеметная очередь, и раздался переполненный отчаяньем и ужасом человеческий крик.
Каждая станция уникальна по-своему, в том числе и бедами.
Павелецкая-радиальная поражала воображение тех, кто бывал на ней впервые, былым, да и сохранившимся поныне великолепием, которое не смогло стереть даже время – самый грозный противник всего живого на земле. Вдоль длинной платформы, дальний конец которой терялся во тьме, шли стройные ряды колонн, упираясь в полукруглые арки, плавно вздымавшиеся к высоченным потолкам – их совершенной геометрией можно было любоваться бесконечно. Верх каждой колонны украшало бронзовое литье, воплощавшее символы ушедшей в небытие эпохи – перекрещенные серп и молот. Несколько странно и даже как-то неприлично, что все это великолепие освещалось лишь редкими чадящими факелами, которые торчали из вмонтированных в колонны стальных колец.
Дело в том, что, как и на Автозаводской, выход с Павелецкой не защищался гермоворотами. Но в отличие от станции-соседки, где наверху все-таки удалось оборудовать защитный периметр… В общем, как-то так получилось, что момент, когда это еще можно было сделать, упустили, а потом переустройство стало невозможно. В здании бывшего вокзала поселились химеры, которых местные окрестили «приезжими», и твари эти оказались настолько опасными, что вести работу у них под носом было бы безумием.
Поэтому на ночь, после восьми часов вечера, станция вымирала начисто – ее жители со всем скарбом уходили в длиннющий туннель перехода, ведущего на кольцевую. И запирали за собой сваренные на совесть решетки до шести утра. На платформе оставались лишь основательно вооруженные бойцы – ночная смена из девяти человек. Между поверхностью и станцией постепенно сложилось что-то вроде вооруженного нейтралитета – твари безраздельно властвовали наверху ночью, а днем впадали в спячку, позволяя станции оживать. Ганза подкармливала Павелецкую оружием и патронами, обеспечивая средствами выживания тех, кто волею случая и злополучных обстоятельств осел на станции и вынужден был сражаться за свою жизнь. Бывало, что с Кольца присылали и людей – штрафников как из своих граждан, так и тех из гостей, кого угораздило серьезно нарушить местные законы. Таким образом хитрая и предусмотрительная Ганза в первую очередь обеспечивала собственную безопасность, а заодно поддерживала порядок у себя – никому не хотелось попасть на такую «службу».
– До самого утра было тихо, думали уже пронесло. Каждую ночь ведь надеешься, что не в твою смену… Мы тут хоть и смертники, но жить всем охота. А потом ЭТИ поперли…
– Байки, небось, всю смену травили, вот и проморгали.