– Что ж, у нас получился внушительный список, – констатировала Делла.
Мейсон опять заходил по комнате:
– Знаешь, Делла, бывает так, что пытаешься вспомнить имя и не можешь, когда же начинаешь думать о чем-то другом, это имя вдруг всплывает в памяти. Я постараюсь отвлечься от этих вопросов и посмотрю, что из этого получится.
– Ладно, – согласилась Делла. – О чем еще вы хотели поразмышлять?
– О тебе, – ответил он, улыбаясь. – Давай-ка поедем куда-нибудь, выпьем по коктейлю и спокойно пообедаем. Что ты думаешь о том, чтобы поехать в какой-нибудь ресторан в горах, где из обеденного зала мы смогли бы полюбоваться огнями города и почувствовать себя вдали от всех и от всего?
– Принимаю ваше предложение. – Делла отодвинула свой стул и надела чехол на пишущую машинку. – Мы берем с собой список вопросов и ответов?
– Берем, – сказал Мейсон, – но постараемся не думать о нем до окончания обеда.
Делла Стрит сидела за столиком напротив Перри Мейсона и с беспокойством наблюдала за ним.
Адвокат съел жареное мясо автоматически, вряд ли осознавая, что кладет в рот, а теперь пил черный кофе, глядя то на танцующие пары в зале, то в большое окно на море огней, расстилающихся внизу, в долине.
Делла Стрит протянула руку через столик и успокаивающе положила ее на ладонь Мейсона:
– Вы взволнованы, да?
Он посмотрел на Деллу, моргнул, сосредоточивая на ней взгляд, и вдруг тепло улыбнулся:
– Просто задумался, вот и все.
– Встревожены?
– Да, встревожен.
– Беспокоитесь за вашу клиентку или за себя?
– И то и другое.
– Вы не можете допустить, чтобы это подкосило вас.
– Адвокат не доктор, – сказал Мейсон. – У доктора много пациентов: молодые, которых можно вылечить, старые, страдающие неизлечимыми болезнями. Такова суть жизни – люди двигаются в потоке от рождения до смерти. Доктор не может погружаться в беды своих больных и страдать за каждого из них.
С адвокатом совсем другое дело. У него относительно меньше клиентов. Большинство тревог устранимы, если, конечно, точно знаешь, что надо предпринять. Но несмотря на то, устранимы они или нет, адвокат всегда может направить клиента, чтобы тот занял правильную позицию, если все верно просчитает.
– А что вы скажете о себе? – спросила Делла.
Мейсон усмехнулся:
– Я чую носом. Конечно же, я уверен, что кто-то взял машину Вирджинии и она участвовала в аварии. Я чувствовал, что это ловушка, кто-то сделал новую попытку подставить ее. А если обстоятельства складывались именно так, то все мои действия оправданны.
Так или иначе, в сущности, мои действия находят оправдания. Я ничего не знаю о каком-либо совершенном преступлении. Я только знаю, что совсем недавно была сделана попытка ложно обвинить Вирджинию, и я старался защитить ее. Конечно, если бы я знал, что преступление было совершено и ее машина участвовала в нем, тогда мои поступки можно было бы назвать противозаконными. В конце концов, все зависит от цели. – Он опять посмотрел на танцующих, с минуту его глаза не отрывались от какой-то пары, затем снова устремил взгляд в окно. Но вдруг резко повернулся к Делле и прикрыл ее руку своей. – Спасибо за преданность, Делла. Я не любитель говорить громкие слова. Думаю, что воспринимаю тебя как нечто неотъемлемое – как воздух, которым дышу, как воду, без которой не выживешь, но это абсолютно не означает, что я не ценю тебя. – Он погладил ее пальцы. – Твои руки чудесным образом успокаивают. У тебя умелые руки, женственные и в то же время сильные.
Она смущенно засмеялась:
– Годы работы на пишущей машинке сделали мои пальцы сильными.
– Годы верности усилили значительность.
Она быстро сжала его ладонь и тут же отдернула руку, понимая, что они привлекают внимание.
Мейсон опять стал смотреть на море огней, но неожиданно его глаза расширились.
– Вам пришла в голову какая-то идея? – полюбопытствовала Делла.
– Боже мой! – воскликнул он. И, немного помолчав, произнес: – Спасибо за вдохновение, Делла.
Она вопросительно подняла брови:
– Разве я что-то сказала?
– Да, ты упомянула о работе на пишущей машинке.
– Это как игра на пианино, – пояснила Делла. – Укрепляет руки и пальцы.
– Наш второй вопрос: почему они хотели, чтобы Вирджинию Бакстер осудили за уголовное преступление? Мой ответ был неправильным.
– Не понимаю, – отозвалась она. – Ваш ответ самый логичный из всех. Похоже, это единственное, что они могли сделать, чтобы подставить ее. Все последующие показания Вирджинии могли быть взяты под сомнение, если бы ее осудили.
Мейсон прервал ее движением головы:
– Они не хотели, чтобы ее осудили. Они хотели быть уверенными, что она больше не стоит на их пути.
– Что вы хотите этим сказать?
– Им надо было попасть в ее квартиру, использовать бланки и пишущую машинку.
– Но они знали, что она летит самолетом и…
– Возможно, в то время и не знали этого, – снова перебил ее Мейсон. – Она была в Сан-Франциско и должна была улететь накануне вечером. Они должны были быть абсолютно уверены, что получат доступ к машинке и бланкам Бэннока, а также что Вирджиния не появится дома до того, как они совершат задуманное.
– И что же они задумали? – поинтересовалась Делла.
Лицо Мейсона оживилось, когда мысли завертелись в его голове.
– Боже мой, Делла, мне это должно было прийти в голову намного раньше! Ты не заметила ничего необычного в этом завещании?
– Вы имеете в виду, каким образом она распределила деньги?
– Нет. То, как оно написано, – пояснил Мейсон. – Обрати внимание, что последний пункт оказался на первой странице. Сколько завещаний тебе пришлось напечатать, Делла?
– Бог его знает, – засмеялась она. – За все годы работы в юридической конторе очень много.
– Вот именно, – сказал Мейсон. – Завещание составляется так, что сначала перечисляются все основные наследники, а в самом конце завещатель пишет: «Все остальное наследство, очищенное от долгов, а также оставшееся имущество, каким бы оно ни было и где бы ни располагалось, я завещаю…»
– Совершенно верно, – подтвердила она.