— Может быть.
— Знаешь, Шарлотта очень обрадовалась, когда ты сказала, что, возможно, приедешь погостить к нам, — вполголоса произнес папа, низко наклонив голову. — Надеюсь, ты в самом деле подумаешь об этом. Может, поближе к концу лета, пока не начнется учебный год? У нас есть свободная комната — пусть она будет твоей. Ты можешь даже перевезти часть своих вещей, пусть там и остаются, чтобы комната выглядела обжитой и…
— А как же младенец?
Папа, уронив руки, отшатнулся от нее с таким изумлением, что Хедли вдруг потеряла все свою прежнюю уверенность.
Песня закончилась, но еще до того, как успели умолкнуть финальные аккорды, оркестр перешел к следующей мелодии — громкой и энергичной. Все поспешили на танцпол. Официанты расставляли тарелки с салатом на опустевшие столики. Гости танцевали, смеясь и прыгая без особого внимания к ритму. А Хедли с папой все неподвижно стояли посреди общей кутерьмы.
— Какой младенец? — очень медленно, почти по складам произнес папа, как будто он разговаривал с маленьким ребенком.
Хедли начала растерянно озираться. В нескольких шагах от них из‑за плеча Монти вдруг выглянула Шарлотта, пытаясь понять, отчего это они остановились.
Хедли попыталась объяснить:
— Просто я услышала в церкви… Шарлотта сказала, и я подумала…
— Тебе?
— Что?
— Тебе сказала?
— Нет, парикмахерше. Или визажистке. Не знаю… Я нечаянно услышала.
Папино лицо заметно расслабилось, даже складка возле губ разгладилась.
— Слушай, пап, ты не думай, я ничего против не имею.
— Хедли…
— Нет, правда, все нормально. Я и не ждала, что ты мне расскажешь об этом по телефону или еще как‑нибудь. Мы ведь мало общаемся. Я просто хотела сказать, что тоже хочу участвовать в его жизни.
Отец, уже собираясь заговорить, вдруг остановился и пристально посмотрел на нее.
— Я больше не хочу ничего упускать, — торопясь, продолжила Хедли. — Не хочу быть для этого ребенка дальней родственницей, которую он никогда в жизни не видел, не ходил с ней по магазинам, не советовался ни о чем и даже не ссорился… А потом, когда мы наконец встретимся, только вежливо поздороваемся, и нам и поговорить‑то не о чем будет. Я хочу по‑другому.
— Ты хочешь? — произнес папа.
Но это был не вопрос — а утверждение, полное надежды. Как будто загаданное желание, которое он слишком долго хранил у себя в сердце.
— Да, я так хочу.
Музыка опять изменилась. Теперь играли что‑то медленное. Гости понемногу возвращались к столикам, где их дожидался салат. Шарлотта, проходя мимо, легонько пожала папин локоть. Хедли была ужасно рада, что теперь у нее хватает ума им не мешать.
— Шарлотта не такая уж и плохая, — призналась Хедли, когда та отошла от них на несколько шагов.
Папа усмехнулся:
— Рад, что ты так считаешь.
Они остались одни на танцполе. Все взгляды были устремлены на них, а они так и стояли посреди зала. Звенели бокалы, звякали вилки и тарелки, но Хедли все равно чувствовала, что внимание гостей сосредоточено только на них с папой.
После короткого молчания папа пожал плечами:
— Даже не знаю, что сказать.
И тут Хедли пришло в голову нечто совершенно неожиданное. Сердце больно застучало в груди. Хедли произнесла очень медленно:
— Тебе не нужно, чтобы я лезла в вашу жизнь.
Папа, качнув головой, придвинулся поближе и положил ее руки на свои плечи, заставляя поднять голову.
— Конечно, нужно! Больше всего на свете! Просто, понимаешь, Хедли…
Она посмотрела ему в глаза.
— Нет никакого младенца.
— Что?
— Когда‑нибудь, конечно, будет, — слегка смущаясь, пояснил папа. — Во всяком случае, мы на это надеемся. Шарлотта беспокоится, потому что у нее в роду с этим были проблемы, а она уже не так молода… Ну, постарше, чем мама в свое время. Но она ужасно этого хочет, и я тоже, если честно. Вот мы и надеемся на лучшее.
— Но Шарлотта сказала…
— Просто она из тех людей, которые, если чего‑нибудь сильно хотят, все время об этом говорят. Как будто тогда все сбудется.
Хедли невольно состроила гримасу:
— И что, сбывается?
Папа с улыбкой обвел жестом бальный зал:
— Например, обо мне она постоянно говорила. И вот, как видишь…
— Я думаю, тут больше постарался ты, а не мироздание.
— Тоже верно, — согласился папа, разводя руками. — В любом случае, как только младенец действительно появится, тебе мы расскажем об этом первой.
— Правда?
— Конечно! Хедли, ты что?
— Просто я подумала — у тебя теперь столько новых друзей…
— Слушай, детеныш! Ты все равно самый важный человек в моей жизни. И потом, кого еще я попрошу сидеть с малышом и менять ему подгузники?
— Памперсы, — поморщилась Хедли. — Они называются памперсы!
Папа засмеялся:
— Называй как хочешь! Лишь бы ты была рядом, когда понадобится твоя помощь.
— Конечно. — Хедли сама удивилась, услышав, что ее голос дрожит. — Обязательно.
Хедли не знала, о чем говорить дальше. Можно было бы повиснуть у отца на шее, как в детстве, но она не чувствовала, что вправе сделать это. Ей никак не удавалось опомниться после всех сегодняшних событий. Слишком многое случилось за один день, да еще после того, как время долгие месяцы стояло на месте.
Кажется, папа все понимал, он обнял ее за плечи и повел к столу. Сколько раз они так ходили в обнимку, возвращаясь к машине после футбольного матча или с ежегодного вечера девочек‑скаутов! Пусть все остальное изменилось, пусть между ними океан — самое главное все равно осталось, как раньше.
Он по‑прежнему ее отец. Остальное — всего лишь география.
18:10
по Североамериканскому восточному времени
23:10
по Гринвичу
ВО ВРЕМЯ ПРИСТУПА КЛАУСТРОФОБИИ даже просторное помещение может показаться тесным. А на сегодняшнем приеме время летело, словно он длился всего несколько минут, а не часов. То ли музыка так действовала, то ли танцы или даже шампанское. Было похоже на ускоренную киносъемку, когда сцены мелькают разрозненными обрывками.
Монти и Вайолет произнесли тосты. Его то и дело прерывали смехом, ее — слезами. У папы с Шарлоттой сияли глаза. Позже, когда уже был разрезан свадебный торт и Шарлотта исхитрилась увернуться от папиных попыток отомстить за измазанный глазурью нос, вновь начались танцы. Подали кофе, все уже без сил сидели за столом, с раскрасневшимися щеками и гудящими ногами. Папа втиснулся между Хедли и Шарлоттой, а Шарлотта, прихлебывая маленькими глоточками шампанское и отщипывая кусочки пирога, то и дело поглядывала на него.