Одним словом, Ник Мемфис описывался как никудышный агент, который приложил руку ко многим провалам Бюро, однако необъяснимым образом неуклонно идет вверх по карьерной лестнице, словно его поддерживают какие-то очень влиятельные люди, имеющие тайные побуждения.
Как-то Рон Филдс, ближайший помощник Ника, ставший в последнее время угрюмым и раздражительным, сидел в одиночестве в ресторане «У Коси», расположенном на И-стрит, неподалеку от твердыни имени Гувера, и уныло ковырял вилкой в салате. Подняв взгляд, он увидел, что кто-то с неумолимостью хищника приближается прямо к нему. Это была молодая агент Джин Чендлер, она же Старлинг, напарница Филдса по рейду в жилище Карла Хичкока несколько недель назад, благодаря чему и было раскрыто дело, по крайней мере тогда им так казалось. Филдс не горел желанием общаться с Чендлер. Он был в подавленном состоянии, у него раскалывалась голова, впереди ждала долгая вторая половина рабочего дня, а Ник утром держался еще более замкнуто. К тому же следовало избегать неожиданных встреч таких старых звезд, как он, и новичков вроде Чендлер; и на то имелись причины: Рон опасался сплетен, будто он взял над Чендлер шефство, — они бы означали, что он не уделяет должного внимания остальной молодежи; и уж совсем лишними были слухи об отношениях во внеслужебное время и тем более о сексуальной связи — в пуританских кабинетах Бюро подобные вещи быстро разбивают карьеры. Но в то же время Рон не хотел показаться грубым.
— Старлинг, — кивнул он. — Как неожиданно.
— Не слишком ли низкого пошиба заведение для такого гения сыска, как великий Рон Филдс? — спросила девушка, что прозвучало довольно легкомысленно, поскольку отношения между старшим агентом и просто агентом должны быть очень щепетильными, как между полковником и лейтенантом, между Хемингуэем и Майлером, между Джетером и Кабрерой, между Конаном и Энди. [40]
Филдс натянуто улыбнулся.
— Обычно я обедаю в нашем буфете. Это позволяет мне оставаться скромным, что очень нелегко, учитывая блистательные способности, которыми наградила меня природа.
— Послушайте, специальный…
— Можешь называть меня Роном, по крайней мере в неформальной обстановке. Мы вместе вломились в дом Хичкока, затем на протяжении последних шести недель сидели в одном кабинете, в двадцати пяти футах друг от друга, хотя и разделенные стеклянной перегородкой, и вкалывали без перерывов и выходных, в самом буквальном смысле. Уверен, что вскоре мне предстоит работать под твоим началом, так что моя карьера нисколько не пострадает, если меня увидят с тобой.
Чендлер подсела за столик.
— Некоторые считают, что вы сами тормозите собственную карьеру, держась за Ника. Вы могли бы пойти к начальству и вылить на Ника ведро грязи. Его сняли бы, а вы, если бы правильно разыграли карты, заняли бы его место.
— Кто угодно может добиться успеха благодаря предательству, — заметил Филдс — Это излюбленная вашингтонская традиция, освященная временем. Я же предпочитаю действовать по старинке, лизанием задниц и тупым послушанием. Я жульничаю. Я шлюха ФБР, разве ты не слышала? А сейчас позволь догадаться: мне кажется, ты выследила меня не для пустой болтовни, ты явилась с какой-то целью. Как-никак я детектив. Так что рассказывай.
— Хочу поговорить о Нике.
— Ты имеешь в виду, о бедном Нике?
— Он в ужасном положении. Ходят слухи, что с ним все кончено и он потянет вас за собой. Может, и меня. Впрочем, меня вряд ли, я слишком маленькая цель, в меня пока никто не стрелял, но по вам с Ником постоянно ведут огонь, и нет ничего хорошего в том, что вы оказались в эпицентре политического урагана.
Филдс как мог демонстрировал, что страстная речь Старлинг оставила его безучастным.
— Именно так обстоят дела в этом городе. Нику противостоит сила: ему приходится иметь дело с прислужниками очень богатого человека, с прессой, а также с тремя полицейскими управлениями, которые хотят поскорее повесить табличку «Дело закрыто» и двинуться дальше. Силы неравны. И все мы в конечном счете зависим от прихотей директора. Пока что он держится, но давление нарастает. И если директор решит выставить нас, мы полетим к самому горизонту, таковы правила. Тебе надо к этому привыкать.
— Не получается.
— Серьезно, ты отлично потрудилась. Так, дай-ка прикинуть, куда мы тебя пристроим. О, знаю: в Фэрбенкс; отправишься за дочкой Сары Пэйлин, [41] которая нарушила комендантский час, введенный в семье мамашей. Или как насчет рейда по видеопиратским притонам? Будешь выписывать штрафы до двухсот пятидесяти тысяч долларов за нелегальный показ «Дебби покоряет Даллас-32». [42]
— Нет, не хочу уходить. Мечтаю взять этого типа, кем бы он ни был, Карлом Хичкоком или кем-то еще. Упрятать бы его далеко и надолго. Или убить. Может, он — одна из фамилий в записной книжке, которые мы еще не проверили. Так что собираюсь быть здесь во время его ареста.
— И я тоже. Вот поэтому я тут торчу.
— Итак, мне интересно: неужели мы ничего не можем сделать? Неужели нам остается только сидеть сложа руки? Разве у нас нет своего журналиста, который изложит нашу точку зрения и представит Ника хорошим?
— Ты еще такая молодая, Старлинг. Наверное, ты действительно веришь в справедливость и подобные фантазии?
— Верю.
— Тогда позволь разъяснить тебе, что происходит и почему у нас нет никаких шансов. Мы имеем дело с сюжетом. А с сюжетом сражаться бесполезно. Сюжет уничтожит всех, кто окажется у него на пути. Сюжет всемогущ. Сюжет властвует безраздельно. Он правит нами, правит Вашингтоном, правит всем. Естественно, ты спросишь: «А что такое сюжет?»
— Что такое сюжет?
— Сюжет — это определенный набор предположений, в которые верят средства массовой информации, возможно даже сами об этом не догадываясь. Все происходит совсем не так, как если бы журналисты собирались каждое утро и решали, какую ложь выдать сегодня. Нет, это слишком грубо и прямолинейно. Скорее, это комплекс достаточно расплывчатых взглядов на действительность, с которой эти люди никогда не сталкивались, подогнанных таким образом, чтобы подкрепить их идеальные представления о самих себе, о собственной значимости и о том, как надо проживать жизнь. Это способ подвести все под некие шаблоны, в которые они верят, не называя вещи своими именами. Вся наша культура проникнута этим. Например, журналисты знают, что Буш тупица, а Обама святой. Знают, что угроза коммунизма была липовой и выдумали ее правые «ястребы» как рычаг для усиления исполнительной власти. Знают, что у Саддама не было оружия массового поражения, что подготовку к урагану «Катрина» осуществили из рук вон плохо, [43] что пытки подозреваемых никогда не приносят желаемых результатов, а спятивший снайпер Карл Хичкок, ветеран войны во Вьетнаме, убил святых борцов за мир. Чейни дьявол, Байден гений. [44] Мягкая рука — хорошо, твердая — плохо. Прощение — это великолепно, наказание дает обратный эффект, а смертная казнь — грех. Понимаешь, Ник сражается с сюжетом. Ник пошел против сюжета, а сюжет этот подозрительно совпадает с предвзятым мнением средств массовой информации, как это было с выдумками Джейсона Блэра [45] и документами авиации национальной гвардии Дэна Разера. [46] Сюжет — это краеугольный камень журналистской культуры, фундамент их веры, алтарь церкви. Эти люди даже себе не сознаются, что они искренне верующие, потому что на словах презирают любую истинную веру. Однако, твою мать, они без всякого сожаления уничтожат каждого, кто усомнится в их постулатах, а у Ника хватило дерзости сделать это, хотя и неосознанно. Вот почему ведомые Банджаксом и тем, кто сливает ему информацию, должны растоптать Ника. Не представляю, кто или что стоит за всем этим, но ясно одно: все карты у них на руках и, если ты ввяжешься в эту игру, тебя тоже растопчут.