Он не любил холуйское слово «хозяин», предпочитая говорить «руководитель». Трошкин вздрогнул.
— Вы здесь раньше бывали? — спросил он.
— Нет. Просто я догадался. Ясно, что такой экстравагантный человек, как Эдуард Леонидович, наверняка замаскирует дверь в свою «комнату отдыха». Так где сейчас девочка?
— Сейчас узнаю.
Трошкин пробежал через кабинет, открыл дверцу в середине книжного шкафа, оказавшуюся дверью в другую комнату, и вошел в нее. Через несколько минут он вышел и развел руками:
— Никого нет. Наверное, девочка вышла куда-нибудь.
Он побежал в сторону приемной. Было видно, что он нервничает.
— Какая девочка? — не поняла Оксана Григорьевна. — Кого вы ищете?
— У погибшей осталась внучка, и Эдуард Леонидович поселил ее в своем офисе, чтобы она не оставалась дома одна, — пояснил Дронго.
— По-моему, глупо оставлять здесь девочку ночью одну, — сухо заметила Оксана Григорьевна. — Лучше было бы отправить ее в какой-нибудь детский дом.
— Она не такая маленькая, — пояснил Дронго, — это подросток, и ей еще не сказали правду.
Трошкин снова появился в кабинете. Он был растерян.
— Наверное, она спустилась в столовую, — предположил он, — вчера Нина показывала ей, где находится столовая. Я сейчас спущусь вниз и приведу ее сюда.
— Если можно, — кивнул Дронго.
Трошкин ушел. Оксана Григорьевна усмехнулась, но на этот раз воздержалась от комментариев.
Едва Трошкин выбежал в коридор, как в кабинет вошла Нина. Она несла поднос, на котором были фарфоровые чашечки, сахарница и коробка шоколадных конфет. Она аккуратно расставила все на столике перед гостями и собиралась выйти, когда Дронго попросил:
— Не уходите, пожалуйста.
Она удивленно взглянула на него:
— Мне остаться?
— Если можно, — кивнул Дронго. — Я хотел бы с вами поговорить. Вчера я просил Эдуарда Леонидовича, чтобы он вас предупредил.
— Он утром звонил и сказал, что бы хотите со мной встретиться.
Она стояла рядом с Дронго, глядя ему в глаза.
— Тогда присядьте, давайте поговорим, — предложил он.
— Сейчас в приемную придет моя напарница Оля, — сказала Нина, — и тогда я смогу с вами побеседовать. Она спустилась вниз с Савелием Николаевичем, чтобы найти девочку.
— Вы оставляли ее одну в здании? — спросил Дронго.
— Нет, конечно, — сразу ответила Нина, — она здесь только отдыхала. Ночью мы ее здесь не оставляли. Я ее забрала к себе домой, как просил Эдуард Леонидович. И утром привезла. Девочка хорошая, только немного замкнутая.
— Вы сказали ей, что случилось с ее бабушкой?
— Нет. Но она, по-моему, догадывается. Или мне это показалось. Она меня расспрашивала, а я отвечала, что у бабушки случился сердечный приступ и она сейчас в больнице.
— Она вам поверила?
— Она молчала. Можно я выйду? В приемной никого нет, а потом я вернусь к вам.
— Да, да, извините, что задержал вас, — пробормотал Дронго.
— Подождите минуточку, — раздался вдруг резкий голос Оксаны Григорьевны. — Скажите, вы бывали на квартире, где произошло убийство?
Нина повернулась к ней. Подобный вопрос означал только одно: была ли она любовницей своего патрона. Нина взглянула на гостью. Потом медленно покачала головой.
— Нет, — сказала она, — я никогда не бывала в этом доме.
— Вы давно здесь работаете? — уточнила Оксана Григорьевна.
— Около четырех лет, — ответила Нина. — У вас есть еще ко мне вопросы?
И, не дождавшись ответа, она вышла из кабинета. Оксана Григорьевна пожала плечами.
— Наглая молодая особа, — неодобрительно произнесла она, — я в ее возрасте вела себя более сдержанно.
— В каком смысле?
— Вы разве не видите? Она ведь явно ревнует своего шефа ко мне. Да и ко всем женщинам, с которыми тот может встретиться.
— По-моему, это ваше субъективное мнение, — заметил Дронго, — ей неприятен был сам вопрос. Точнее, подтекст, который был заложен в этом вопросе.
— У каждого своя специализация, — заметила Оксана Григорьевна, пододвигая к себе чашечку с кофе. Дронго обратил внимание, что сахар она не положила.
— Вы, очевидно, долго специализировались на громких политических преступлениях, — заметила она, пригубливая кофе, — а я работала сначала в следственном управлении. И прекрасно знаю, что девяносто процентов подобных преступлений носит чисто бытовой характер. Я не думаю, что от Халуповича пытались таким образом избавиться его конкуренты, возможные соперники. Для подобных дел нанимают киллеров, которые, гарантированно убирают опасного человека, — она рассуждала слишком спокойно, словно излагала свои теоретические взгляды на развитие процессуального права в стране, — но подсыпать яд в бутылку с минеральной водой — это слишком по-женски. Коварно и неумно. Я думаю, что вы правы. Конечно, пытались отравить Эдуарда Леонидовича, а погибла несчастная женщина. И, возможно, убийцей была одна из знакомых Халуповича. Я не думаю, что убийцей была одна из нас, кого он нашел и пригласил через столько лет. Для этого нужна очень сильная мотивация. Скорее, убийство совершено кем-то из других знакомых Халуповича. И возможные подозреваемые — жена, любовница, секретарша. Кто — то из них.
— Секретарши не было в тот день в доме, — сказал Дронго, — она вообще там не бывала.
— Это она так говорит.
— Халупович сказал мне то же самое.
— Он мог соврать.
— Если он попросил меня заняться этим делом, то вряд ли начал бы с подобной лжи, понимая, как негативно это отразится на дальнейшем расследовании.
— У мужчин своя логика. Возможно, он считает ее вне подозрений, — продолжала настаивать Оксана Григорьевна, — а кроме того, яд можно было положить и в другой день.
— Не получается. Водитель купил ящик воды именно в тот день.
— Может быть, его супруга? Она могла узнать о квартире своего благоверного. Некоторые жены не прощают подобных «шалостей».
— Я не уверен, но, по-моему, она даже не знает, где находится эта квартира.
— И вы полагаете, что убийство совершила я или кто-то из женщин, встречавшихся с Халуповичем много лет назад? — насмешливо спросила Оксана Григорьевна.
— А вы считаете, что ваша служба в прокуратуре дает вам индульгенцию от подозрений? — улыбнулся Дронго и взял свою чашку с чаем.