— Сергей Петрович, у меня тут…
— Представляешь, гадство какое! — перебил его Морозов. — Карякины из двадцать седьмой квартиры! Вот же семейка, мать их! Главное — девчонке нет еще и пятнадцати, а они и ее алкоголичкой сделали! Пьют и пьют, пьют и пьют!
— А чего тушить никак не начинают? — нетерпеливо спросил кто-то из толпы.
— Так дверь железная, едрить ее!
— А Карякины что, дома?
— Да кто их знает? — И он, сложив руки рупором, закричал. — Граждане, не мешайте пожарным работать, не скучивайтесь, отойдите в сторонку! Денис, у меня рожа не испачкалась?
— Еще как!
Грязнов вынул из кармана носовой платок и протянул ему.
— От бляха муха! — продолжал возмущаться Морозов. — От народец! Если бы только знал, как я их ненавижу! Сами подыхайте, дело ваше! Но зачем же весь дом сжигать?
— Сергей Петрович, я на минуту могу вас?
— Да, что у тебя?
— Помните, как мы в Москве-реке искупались?
— Неужели нашел?!
— Нашел! — Он протянул Морозову посмертный снимок коротко стриженного.
— А как?
— Он, сука, Лидского сбил. Точно так же, как нас тогда с вами!
— Кого сбил?
— Лидского! Я вам разве не рассказывал?
— Мне? Нет! Игнатьева! — заорал он какой-то девчушке, которая все норовила проскочить в подъезд. — Куда побежала? А ну вернись! Да здесь мать твоя, ищет тебя по всем дворам, усекла?! — И снова обернулся к Грязнову: Так кто, говоришь?
— Друг мой, следователь из прокуратуры.
— Погоди-ка… — Морозов всмотрелся в снимок, и брови его поползли вверх. — Венька, что ли?
— Вы знаете его?
— Татуировка была вот здесь, на правом плече?
— Кажется, была…
— Точно, Венька Корецкий! Ах сволочь! Ну теперь все сходится! А я себе всю башку сломал! Кто? Почему? Зачем? На Плющенко думал!
— Плющенко?
— Да неважно, есть тут один! Значит, все-таки Корецкий! Значит, раньше срока вышел, гад! Не поверишь, я этого сучонка с малолетства знал! Сколько раз его отмазывал, сколько раз прикрывал, но когда он, мразь неблагодарная, среди бела дня женщину из-за пяти рублей булыжником по голове! Мы его в тот же день взяли! Так знаешь, что он мне на суде сказал? Я тебя, сказал, старый хрыч, с того света достану. И чуть не достал ведь.
— Как? Вениамин Корецкий? — Грязнов занес над блокнотом ручку.
— Валентинович! В пятнадцатом доме жил!
— А друзья? Друзья у него были?
— Друзей найдем! Сейчас только с пожаром разберемся — и найдем друзей! С кем же он корешился, дай бог памяти? Игнатьева! Только что твоя младшая здесь ошивалась, тебя искала! Стой тут, хватит друг за дружкой по дворам бегать!
— Но Лидский здесь при чем?
— Кто? Ах да! Не знаю!
— Он проверял окружение этой великолепной пятерки и что-то обнаружил…
В кармане Грязнова запиликал мобильник.
— Денис Андреич, вы сильно удивитесь, но Некрасова только что вошла в ваш подъезд. — Это был голос Самохина. — Я в соседнем дворе припарковался. Что делать-то?..
— Черт, не понимаю… Я рядом, в двух минутах, ждите!
— Что обнаружил? — Вернул его к разговору Морозов.
— Кто?
— Лидский твой!
— Я не знаю! Вы вечером дома будете?
— Давай беги! — просек ситуацию Морозов. — Копай там же, где копал он! Не теряй времени! А я по друзьям Корецкого! Найдем мы его берлогу!
До своего двора Грязнов добежал гораздо быстрее чем за две минуты и ничуть при этом не запыхался. Товарищи ждали его у подъезда.
— Она еще там?
— Какие планы? — спросил Щербак.
— Может, нам прикрыть? — обеспокоенно предложил Самохин.
— Нет, ждите меня здесь. — И Денис вбежал в подъезд.
Она ждала на лестничной площадке. Ходила от квартиры к квартире, покуривая тонкую сигарету.
— Здравствуйте, Галина Юрьевна! — взбегая по лестнице, поприветствовал ее Грязнов. — Какими судьбами?
Она на мгновение растерялась.
— Ты, сволочь, следил за мной! — откинула сигаретку и запустила руку в свою сумочку: — Не подходи! Пристрелю!
— Галина Юрьевна, я с самыми добрыми намерениями, — улыбнулся Грязнов. — Да и не будем же мы вот так, под дверью…
— Будем! — В ее руке сверкнула вороненая сталь револьвера. — Назад!
— Да стою я, стою… — Денис прижался к стене и на всякий случай даже руки поднял. — Это становится уже традицией…
— Так вот, сукин ты сын! — чуть не сорвалась на истерику Некрасова. Предупреждаю тебя в последний раз! Ни в чем я признаваться не буду! Не в чем мне признаваться! И на свой дешевый понт ты меня не возьмешь! А еще раз позвонишь, еще раз пригрозишь мне, тварь, я тебя убью! Вот так, нажму на курок, и все! Сама! И плевать, что будет дальше! Думаешь, я твой голос не узнала? Думаешь, испугалась тебя? Это ты меня бояться должен! Ты! Ты! Ты!
— Ваша штука заряжена?
Некрасова выстрелила в потолок.
— Понял. — Денис поднял руки еще выше. — Простите меня, я больше не буду. Только деньги мне не предлагайте, ладно? Договорились? Мир?
— Грохнуть бы тебя прямо здесь… — Она прицелилась ему в голову.
— Не надо… — уже без иронии в голосе сказал Грязнов. — Не знаю, что вы приняли за угрозу, но я не звонил вам последние два дня. Давайте разберемся. Только в спокойной обстановке.
— Подонок… — прошипела Некрасова, заходя в кабину лифта.
Лифт двинулся вниз, а Денис смог наконец отлепиться от стены. Он дрожащими руками начал хлопать себя по карманам в поисках сигарет.
— Это что такое грохнуло? — По лестнице поднимался запыхавшийся Самохин.
— Шарик лопнул…
— Какой шарик?
— Да так… Ты в следующий раз все-таки никуда меня одного не отпускай…
Видеокамера уже стояла наготове, техник прилаживал к воротнику грязновской футболки микрофонную петличку.
— Не торопись, — сказал ему Крамской. — Кто знает, сколько еще ждать придется?
— Будто дел нет других… — недовольно пробубнил Денис. — Сидим тут как петрушки, а он, видите ли… Пусть только появится, я ему все выскажу… Слушайте, а давайте пленку телевизионщикам отдадим!
— Какую пленку?
— Да вот эту! — Грязнов ткнул пальцем в камеру. — И покажем все его вранье на всю страну. А? Ничего идейка?
— Ничего-ничего, — улыбнулся Крамской. — Утечку такую небольшую устроим, да?