— Я рад, что мы встретились, парни, — заговорил он негромким, но полным значения голосом. — Жаль, что мы не можем собраться все вместе.
— Это было бы хорошо, — заметил Штырь.
— Да, — согласился Боровой, — это было бы хорошо. Но мы не можем рисковать. Вместе мы слишком легкая мишень.
— И все равно жаль, — сказал Мельник. — В бригаде есть колеблющиеся. Парни должны видеть, что нас много и что мы сила.
— Они увидят, — веско сказал Боровой. — Для этого я вас и собрал. Мы долго готовились к нашей миссии, и теперь пришла пора действовать.
— Действовать? — хором переспросили Мельник и Штырь.
Боровой улыбнулся и кивнул:
— Да. Пора заявить о себе.
— Давно пора! — воскликнул Штырь. — Сколько можно прятаться от этих мразей!
— Тихо! — зыркнул на него глазами Боровой. Штырь осекся и заозирался по сторонам.
— Здесь же никого нет, — шепотом сказал он.
— Может быть, — сухо произнес Боровой. — А может быть, и есть. В последнее время мне все время кажется, что за нами следят.
Штырь и Мельник переглянулись.
— Кто следит? — севшим голосом переспросил Мельник.
Боровой пожал плечами:
— Не знаю. Возможно, это просто нервы. — Лоб Борового прорезали морщины. — В последнее время я много думаю о нашей миссии, — задумчиво произнес он. — И я пришел к выводу, что мы не имеем права жертвовать нашими жизнями — даже во имя великой цели.
— Но ты ведь говорил, что жизнь одного бойца — пустяк в сравнении с идеей, — напомнил Штырь.
— Говорил, — кивнул Боровой. — Но нас слишком мало. Мы с вами — ядро, движущая сила будущих перемен.
— Соль земли, — неожиданно произнес Мельник.
Боровой поморщился:
— Можно сказать и так. Хотя ты знаешь, что я не люблю цитаты из жидовской Библии.
— Иногда там встречаются здравые идеи, — возразил Мельник. — Например, «око за око, зуб за зуб». Или еще про меч: «Не мир, а меч принес я вам». Это похоже на то, что ты говорил на первом собрании бригады.
— Здравые идеи можно найти где угодно, — сухо сказал Боровой. — Ты вот, например, знаешь, что обезьяна может написать «Войну и мир»?
— Как это? — не понял Мельник.
— А так. Вероятность того, что, клацая от балды по клавишам компьютера, шимпанзе напишет «Войну и мир», не равна нулю. Значит, шанс есть даже у шимпанзе. Что уж говорить про жидов.
— Да я с тобой и не спорю, — смирился Мельник. — Тем более что я сам жидов ненавижу. Кстати, в воскресенье мы со Штырем скинули одного жиденка с парапета в реку. Штырь, подтверди!
— Это правда, — неохотно подтвердил Штырь. Глаза Борового стали холодными и колючими.
— Вы что, тупые? — процедил он сквозь зубы. — Я же говорил: никаких эксцессов. Вести себя, как все. Какого хрена вы это сделали?
Мельник хотел что-то ответить, но стушевался и с надеждой посмотрел на Штыря.
— Э-э… — заговорил тот. — Боров, в натуре, мы не виноваты. Ну, то есть виноваты, но не совсем. Мы просто не сдержались. Дернули пивка в баре, вышли на воздух покурить — а там этот сучонок пархатый. Если б он еще молчал… а он, сука, еще закурить попросил.
— Точняк! — живо подтвердил Мельник. — Он сам к нам подвалил. Да и не было там больше никого. Никто нас не видел. Мы его в воду скинули и быстро оттуда срулили.
Несколько секунд Боровой буравил товарищей ледяным и острым, как замороженный гвоздь, взглядом, затем смягчился.
— Ладно, — сказал он. — Но чтобы это было в последний раз. Когда придет время мочить пархатых — я вам первым об этом скажу. Но сейчас мы должны заняться другим.
— Чем? — с любопытством спросил Мельник. Боровой выдержал паузу, затем тихо и отчетливо проговорил:
— Акции массового уничтожения. Лица Штыря и Мельника вытянулись.
— Значит… — Мельник сглотнул слюну. — Значит, мы уже готовы?
Боровой покачал головой:
— Не совсем. Своими силами организовать акции мы не сможем.
— Почему?
— Я уже говорил — нас слишком мало, и мы должны беречь силы. Мы — ядро будущей армии, ее командный состав. Мозг будущих операций. Теперь нам нужны исполнители. Мясо. Фарш.
— Фарш… — эхом отозвался Мельник.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Штырь, сдвигая брови и в упор разглядывая Борового.
— То, что ты слышал. Нам нужны исполнители. Те, кого не жалко принести в жертву.
Штырь помолчал, обдумывая слова товарища. Его бледный, угреватый лоб был нахмурен, губы плотно сжаты. Пока он соображал, Мельник нетерпеливо поглядывал то на него, то на Борового, но сам задавать вопрос не решался. Наконец, Штырь спросил:
— Но где мы их найдем?
— Да, Боров, где мы их найдем… этих чуваков, которые согласятся быть жертвами? — затараторил Мельник.
— Мельник, помолчи, — прикрикнул на него Штырь и снова повернулся к Боровому. — Пожертвовать жизнью ради идеи способны только члены бригады, а все они — наши братья. Белые братья! А ты сказал, что мы не можем рисковать собой.
— Нужно будет не просто рисковать, нужно будет умереть, — спокойно поправил его Боровой.
Штырь слегка побледнел, быстро облизнул губы и тихо проговорил:
— Тем более. Где мы найдем таких людей? Кто сделает эту работу? Кто пойдет на смерть?
— Помнишь, как в «Кавказской пленнице»? Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет. Свои жизни за наше дело отдадут наши враги. Причем — абсолютно добровольно.
— Кто-кто? — переспросил Штырь. — Кто отдаст?
— Черномазые, — просто ответил Боровой. — Они сами нам помогут. Добровольно.
Губы Штыря скривились в усмешке.
— Боров, у тебя с головой все в порядке? — поинтересовался он. — Температуру сегодня мерил?
— Да, брат, чего-то ты перемудрил, — поддакнул Штырю Мельник. — С какой стати черномазые будут нам помогать? Ты что, наркотой их обколешь? Или микрочипы им в мозги вставишь?
— Вот об этом я и хотел с вами поговорить, — серьезно произнес Боровой.
И он изложил им свою идею. Штырь и Мельник слушали молча и внимательно, то и дело вскидывая брови от изумления или недоверчиво покачивая головами.
Наконец, Боровой закончил. Обвел товарищей внимательным взглядом и нетерпеливо спросил:
— Ну? Как вам моя идея? Я гений?
— Идея неплохая, — медленно, в растяжечку проговорил Штырь. — Но как-то это не по-нашему… не по-пацански.
— Что тебе не нравится? — сухо спросил Боровой.
— Ты сам сказал, что мы должны закорифаниться с черномазыми. А это — измена идее. Ты сам говорил, что единственный язык, на котором мы должны говорить с черномазыми, это язык силы. А теперь предлагаешь заводить с ними дружбу. Херня получается, Боров. Уж извини, но херня.