В доме было так тихо и уютно, вообще в этом месте было удивительно тихо, даже собаки ночью не лаяли. Когда Лена находилась в доме у сатанистов, ее это пугало, а теперь, наоборот, навевало покой. Его руки все так же нежно переходили выше и выше. Полностью расслабившись, Лена как бы плыла в невесомой лодке по невидимому морю, и в ушах ее тихо звенели колокольчики из третьего акта «Щелкунчика».
«Это уже не сон, — всплыла мысль, — наверное, я умерла и сейчас попаду в рай. Но, кажется, в раю нельзя даже прикасаться друг к другу, а уж тем более делать то, что мы сейчас…»
Через некоторое время она глубоко вдохнула и открыла глаза. Он смотрел на нее.
— Я была в раю.
— Я, конечно, не Господь Бог, — сказал он, улыбаясь, — но такой рай могу устраивать тебе хоть каждый день.
— Так часто нельзя, — серьезно возразила Лена, — это уже не будет раем.
— А по-другому можно? Послушай, не делай такое лицо, как будто все это в последний раз. Для нас с тобой все только начинается.
— Кто ты? Я тебя совсем не знаю.
— Потом узнаешь кое-что. А все тебе знать необязательно.
«Ну уж нет, — подумала Лена, — если я буду с ним, то узнаю про него все, иначе я не согласна».
В графском имении обстановка была предельно накалена. Маленький фюрер, штатский начальник лагеря, «отец родной» и главный идеолог в одном лице, пытался подавить назревающий бунт на корабле доступными ему средствами.
Самое скверное заключалось в том, что взбунтовались инструкторы — элита лагеря, профессионалы, на которых он раньше мог полностью положиться, на которых и держалась его власть. Инструкторы после взрыва, уничтожившего все запасы — и вещевые и продовольственные, и боеприпасы, требовали, чтобы он немедленно восстановил необходимый НЗ и, главное, выплатил денежное содержание, а тут, как назло, не подошли еженедельные машины с продуктами и не отвечали телефоны необходимых людей. Полковник Медвидь как уехал в город накануне ночных событий, так и не возвращался, и это особенно усугубляло ситуацию: его, боевого командира, инструкторы уважали и даже боялись. В его присутствии бунт был бы невозможен, а вот сейчас… Штатскому начальнику в лагере, полном вооруженных и недовольных убийц, было не просто некомфортно — ему было страшно.
Он пытался апеллировать к их национальному сознанию, кричал, что они — цвет нации, что они должны оставаться на боевом посту, потому что только они могут постоять за святую Русь, за поруганный русский народ, защитить его от разных нечестивых инородцев… Эти зажигательные речи, которые благосклонно воспринимались, пока он выплачивал инструкторам большие деньги, пока он успешно решал вопросы снабжения, сейчас встречались со злой усмешкой.
Когда он исчерпал запас своего красноречия и националистической демагогии и не знал уже, как предотвратить открытый бунт, послышался шум мотора, и на лагерный плац выехала «Нива» полковника Медвидя. «Отец родной» вздохнул с облегчением, но его ждало горькое разочарование. Полковник, едва выйдя из машины, приказал своим бойцам собираться.
— Куда собираться, в чем дело? — Штатский смотрел на могучего полковника с возмущением. — Я надеялся, что вы наведете порядок среди своих людей, подавите зарождающийся бунт, а вы вместо этого собираетесь их увести. Куда это, интересно знать?
Полковник посмотрел на штатского с презрительной жалостью и сказал:
— Ша! Лавочка закрывается.
— То есть как? Мы на вас рассчитывали!
Патриотическое движение видело в вас одного из своих убежденных сторонников, одного из лидеров…
— А пошел ты в задницу! И свое патриотическое движение можешь туда же запихать!
Все, целиком!
— Не думайте, что от нас так просто уйти!
У нас длинные руки! Мы не прощаем изменников и отщепенцев!
Полковник побагровел и пророкотал своим могучим басом:
— Ты, крыса штатская! Скажи «спасибо», что я тебя не трону! Да кто ты такой? Какое там за тобой движение! Я только что из города и могу тебя обрадовать: все серьезные люди, которые с вашим сраным движением были связаны, пропали, будто и не было их! Кто от инфаркта помер, кто в автокатастрофе погиб, кто просто исчез — и заметь, что все эти трагические случайности произошли в один и тот же день! Так что, мил друг, если ты хочешь к своим соратникам присоединиться — скатертью дорога, не буду удерживать, а я лично как можно быстрее собираюсь отправиться в одну из так называемых горячих точек. Честное слово, там мне будет как-то спокойнее. По крайней мере, от инфаркта не помру — сердце у меня дай Бог каждому! А я покуда везде нужен: профессионалы моего класса ценятся на вес золота. Да и ребят своих пристрою.
С этими словами Медвидь развернулся к инструкторам, которые дожидались окончания их разговора.
— Парни! — Полковник мгновенно покрыл своим могучим басом гул голосов на плацу. — Вы — элита! Вы — профессионалы! На фига нам эти националы хреновы! Собираем манатки и едем на Кавказ. Там люди такого уровня без хлеба не останутся! Я уже кое с кем договорился, оплата будет классная, уж вы мне поверьте!
В рядах инструкторов послышался радостный гул и крики, как у запорожцев в Сечи:
— Батя, с тобой хоть к черту в пекло! Мы тебе верим! Мы в тебе не сомневались!
Штатский растерянно оглядывал их ряды.
Ему не на кого было больше опираться…
С уходом людей полковника Медвидя, с его изменой лагерь вышел из-под его контроля.
Медвидь со своими бойцами вывели из гаража несколько «уазиков» и выехали за ворота.
«Отец родной» злобно сплюнул, развернулся и ушел к себе в кабинет. Он снял телефонную трубку и начал набирать один за другим номера телефонов людей, которые могли помочь ему в сегодняшней непростой ситуации.
Он набирал номер за номером, и ни один из них не отвечал. С каждым звонком ему становилось все страшнее и страшнее. Неужели полковник сказал правду? Неужели вся мощная разветвленная, отлаженная организация рухнула в один день? Неужели все ее высокопоставленные покровители, все эти люди с огромными связями, огромными деньгами и возможностями проиграли главную игру своей жизни?
Неужели их уничтожила сила еще большая, чем они? Он привык чувствовать за собой мощную поддержку, привык сознавать свою неуязвимость — и вдруг оказался беззащитен…
Уже без всякой надежды на успех он снова снял трубку, чтобы набрать еще один номер. Но телефон вообще замолчал. Не было даже длинного гудка — трубка глухо молчала в его руке.
Связь оборвалась… Или ее кто-то оборвал? Он похолодел. Неужели вслед за всеми теми людьми, о которых говорил Медвидь, пришла и его очередь? А собственно, почему они должны пощадить его? Кто такие эти они, он не знал да и не задумывался. Это были враги — страшные, неумолимые… Они расправились со всеми теми людьми, на которых он привык рассчитывать, опираться, и вот теперь идут за ним…